|
Александра Маринина *Замена объекта* читать онлайн
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 21:51 | Сообщение # 16 |
 Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 15
– Между прочим, Юлия Валериановна родилась, когда Пушкину было всего двадцать пять лет, а умерла, когда дедушка Ленин уже в гимназии учился. Представляешь, какую жизнь она прожила? Всего-то шестьдесят лет, а в них уместились и декабристы, и отмена крепостного права, и народовольцы. Мне отсюда, из двадцать первого века, кажется, что это были совершенно разные эпохи, а если вдуматься – одна жизнь, даже не самая долгая. Все, Светик, я потопал, спасибо за обед.
– Погоди!
– Ну, что?
– Погоди, Игорек, у меня на тебя было три пальца загнуто. Два я разогнула, спросила про стихи и выяснила насчет вчерашнего скандала с Владимиром Николаевичем. Остался третий. Черт, не могу вспомнить, что же я хотела.
Моя подруга Светка Безрядина состоит сплошняком из одних достоинств, кое-где перемежающихся недостатками. Даже не недостатками, а мелкими, малозначительными дефектиками, одним из которых является ее патологическая неспособность запоминать, о чем она хотела спросить или поговорить с человеком. Я когда-то давно посоветовал ей загибать пальцы по количеству вопросов, которые нужно задать, или тем, подлежащих обсуждению. Ну в самом деле, зачем запоминать так много, когда можно один раз сосредоточиться, посчитать и потом держать в памяти только одно число. Это куда проще и достаточно эффективно, во всяком случае, когда понимаешь, что обсудила два вопроса, а пальцев загибала целых три, то напрягаешься и вспоминаешь, о чем был третий палец, а если не помнить, что их было три, так и вовсе забудешь навсегда.
– Вспомнишь – позвони, мне бежать пора, – я взялся за ручку двери. – Надеюсь, это не жизненно важно?
– Я тоже надеюсь, – удрученно вздохнула Света.
– Но ты хотя бы вспомни: это ты сама хотела спросить или тебя кто-то попросил?
– Да не помню я, – она с досадой тряхнула пышными кудрями. – Что же я за курица такая безмозглая, а, Игорек?
– Светка, ты лучше всех на свете, – искренне утешил я любимую соседку. – Я тебя обожаю.
Выйдя из подъезда, я заскочил к себе проверить зверей. И правильно сделал, как выяснилось, потому что утром, будучи в расстроенных чувствах, не нашел в себе моральных сил противостоять жалобным просьбам четвероногих и дал, как обещали насчет коммунизма, «каждому по потребностям». То есть кто, что просил, то и получил, причем в избытке: мяса, паштета, крабовых палочек и консервированной кукурузы, до которой особенно охочи были Айсор и Карма. В результате все пять лотков, стоящих в ванной, нуждались в срочной очистке. Народец у меня в квартире собрался капризный и до ужаса чистоплотный, невычищенный лоток для них – вещь неприкасаемая, посему, если бы я не зашел сейчас домой, им, бедолагам, пришлось бы со своими насущными нуждами терпеть до вечера, пока у меня не закончится прием населения.
***
В квартире, номер которой дал мне Иван Хвыля, по-прежнему никто дверь не открывал, и я вернулся в свой околоток. Минут сорок провел в обществе молоденькой Верочки, работающей с несовершеннолетними правонарушителями: делился с ней полученной сегодня информацией о детках, поселившихся в новом доме. А уже за час до начала приема населения ко мне пошел народ. Я, знаете ли, поневоле стал крутым специалистом по телевизионным программам, потому что пожилые женщины упорно не хотят приходить ко мне с шести до восьми, им нужно сериалы смотреть в шесть часов, и я отношусь к этому с пониманием. Какие еще радости у бабуськи, тем более если она живет одна? В доме номер 16 опять стали тусоваться бомжи; в доме 5 по ночам что-то разгружают в подвал, громыхают, спать не дают и вообще готовят теракт; Витька Семенихин снова запил, бьет жену, выгоняет из дому в чем мать родила и громко поносит власть, чем нарушает законное право соседей на мирный отдых. Насчет подвала мне было все известно, никакого криминала, а вот с бомжами и алкоголиком Семенихиным следовало разобраться сегодня же. Этим я и занялся с восьми до девяти вечера, после чего уже в третий раз наведался к Павлику Анташеву.
Дверь мне открыла женщина лет пятидесяти или чуть меньше, очень, на мой взгляд, симпатичная, только глаза грустные. Надо полагать, бывшая жена овдовевшего накануне бизнесмена Анташева. Интересно, она уже знает о смерти Аллы? По идее, должна бы знать: если опера сработали нормально, то с ней побеседовали в первую очередь, проверяя версию убийства из ревности.
– Здравствуйте. Участковый уполномоченный капитан Дорошин Игорь Владимирович, – представился я.
– Марина Григорьевна, – женщина протянула мне руку и неожиданно сильно сжала мою ладонь. – Вы пришли поговорить об Алле?
Так. Стало быть, знает. Ну ладно, она-то знает, а я пока не в курсе. Иван велел сильно не нажимать, вот я и не буду.
– Алла – это ваша дочь? У вас с ней проблемы?
Из комнаты в прихожую вышел молодой парень, такой же симпатичный, как Марина Григорьевна, и очень на нее похожий, но при этом ужасно неприятный. Немытые волосы свисают вдоль скул, говорят, это нынче модно. На носу маленькие очочки, щеки и подбородок покрыты пятидневной щетиной. Если отвинтить голову, помыть ее, побрить, причесать и привинтить на место, то Павлик Анташев будет выглядеть очень даже премило, а так он производил впечатление неопрятности и неухоженности. Впрочем, возможно, я просто придираюсь и ничего не смыслю в современной моде.
– Ну да, по возрасту Алла как раз в дочери годится, – заявил он, проигнорировав этап приветствия.
– Паша! – с упреком воскликнула Марина Григорьевна.
– Да ладно, – Павел скривился.
Я достал блокнот с твердой обложкой и приготовился изображать добросовестного участкового.
– Прошу прощения, я, вероятно, чего-то не понял. Я обхожу новый дом, знакомлюсь с жильцами. Много времени у вас не отниму. Куда можно пройти, чтобы побеседовать?
– Проходите в комнату, – пригласила мать. – Мебель пока еще не вся куплена, так что стола и стульев нет, но можно сесть на диван.
– Ничего, – успокоил я ее, – я на коленке умею писать.
Одного быстрого взгляда мне хватило, чтобы понять: в эту квартиру въезжали без ремонта, только, может быть, новые обои наклеили. Что это, недостаток средств у Марины Григорьевны, воспитательная мера или настойчивое желание сына поскорее переселиться от матери в отдельное жилище? Подозреваю, что не первое и не второе, а именно третье. Судя по украшениям бывшей жены бизнесмена Анташева, на ремонт однокомнатной квартирки денег у нее вполне хватило бы. Один только деловой костюмчик от «Эскада», в который она одета, стоит столько, что на эти денежки можно всю сантехнику здесь поменять с обычной на элитную.
– Сколько человек проживает в квартире? – спросил я, глядя на Марину Григорьевну, словно она здесь главная и никакого Павлика и в помине нет. – Трое?
– Нет, почему же трое? Только сын. Я живу отдельно.
– А Алла, о которой вы говорили? Она тоже здесь живет?
Ну а что? Прикидываться так прикидываться. Они же говорили про какую-то Аллу, так что я имею полное право на подобные вопросы.
– Нет-нет, вы не так поняли, – торпливо заговорила Анташева. – Никакой Аллы здесь нет. Только мой сын Павел.
– Квартира приобретена в собственность или вы ее получили как очередники?
– В собственность. Я ее купила для сына!
Что ж, теперь можно и на сына обратить внимание. Павел стоял, прислонившись к стене и засунув руки в карманы кожаных брюк, и вид у него был одновременно недовольный и какой-то расслабленный. То есть ни малейшего напряжения визит работника милиции у него не вызвал. Может, он и в самом деле не имеет отношения к убийству Аллы Сороченко и возле театра вчера был не он? А может, успешно притворяется.
– Будьте любезны ваш паспорт, – обратился я к нему.
Павлик нехотя отлип от стены и вяло выполз из комнаты. С мебелью и впрямь было напряженно, посему документы пока хранились, вероятно, в кухне в коробке. Или он носит паспорт с собой в кармане куртки. К сожалению, в прихожей никакой вешалки я не увидел, там были только пустые стены и обувь на полу, так что впору было сделать вывод, что верхняя одежда тоже складывается где-то в районе кухни. Жаль, конечно, что одежду мне увидеть не пришлось, все-таки какое-никакое описание куртки, в которой накануне видели неустановленного молодого человека возле театра, у меня было, и можно было бы сделать первые прикидки. Впрочем, это работа не моя, а оперативников, а мне не велено соваться туда, куда не велено. Вот она, горькая доля участковых… Впрочем, кому, может, и горькая, а мне в самый раз, я за раскрытиями никогда не гнался, и ежели чего удавалось нарыть – с легкой душой отдавал операм. Им – галочки в отчетность, мне – нагоняи от начальства за отсутствие показателей участия в раскрытии преступлений и розыске преступников, но операм галочки нужнее, а мне от взбучек ни жарко ни холодно, я давно отучился быть трепетным.
Павел принес паспорт, и дальше разговор пошел привычным порядком: вопрос – ответ, вопрос – ответ, запись в журнал, запись в блокнот. В журнал шло то, что предписано инструкцией, в блокнот – то, что интересует лично меня. Минут через десять я почувствовал, что пришло время снова вернуться к Алле, но не напрямую.
– Анташев, Анташев… – я изобразил усиленную работу мысли. – Вы на моем участке раньше не проживали?
– Откуда я знаю, где ваш участок? – задал Павел встречный вопрос, который по интонации был скорее похож на попытку огрызнуться. Ах ты, огрызок сопливый!
Марина Григорьевна постаралась исправить положение. Вообще она, похоже, тетка нормальная.
– Мы раньше не в этом районе жили, – вежливо сказала она, – мы с сыном жили в Марьине, я и теперь там живу.
– Странно, откуда же мне ваша фамилия знакома? Фамилия редкая, бескоренная, я имею в виду – с точки зрения русского языка. Но я совершенно точно где-то ее слышал… Это ваша девичья фамилия? – обратился я к матери.
– Нет, это фамилия мужа. Мы в разводе.
– Вон что… Так, может, ваш муж здесь проживал? Не знаете?
– Не знаю, – она пожала плечами. – Пока мы были женаты, у нас была квартира на Малой Бронной, а где он жил до этого, я не очень в курсе. Может быть, и в вашем районе. Но в то время вы вряд ли могли работать участковым, это было больше двадцати лет назад.
– Это да, – согласился я с ее безупречной логикой. – Двадцать лет назад я еще в школе учился. А вот насчет Аллы я хотел еще спросить. Она здесь бывает?
– Господи, да что за вопросы у вас такие странные! – возмутилась Марина Григорьевна. – При чем тут какая-то Алла? Я же вам русским языком сказала: квартира куплена мною для сына, я – собственник, а жить здесь будет Павлик. Один. И все.
– Вы извините меня, Марина Григорьевна, – мягко сказал я, краем глаза наблюдая за Павликом, который при новом упоминании Аллы здорово напрягся, – но я участковый, а не дворник. Вы вспомните: вы открыли мне дверь, увидели человека в милицейской форме и сразу подумали, что я пришел насчет Аллы. Это ваши слова, я ничего не выдумал. О чем это говорит? О том, что есть некая Алла, которой может интересоваться милиция, уж не знаю, что она там натворила, но у вас есть все основания полагать, что мы можем ею интересоваться. И я как человек, отвечающий за жилой сектор, должен знать, может ли эта Алла здесь появиться и чего от нее ждать. Поймите, это не праздное любопытство, это моя обязанность, работа у меня такая. А вдруг она – сбытчица наркотиков и собирается устроить в этой квартире притон, пользуясь неопытностью и молодостью вашего сына? Да мало ли что может быть…
Я собирался тянуть свою балладу о том, как «опасно водить караваны в горах», до тех пор, пока меня не прервут самым решительным образом. Тянуть пришлось недолго. * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 21:52 | Сообщение # 17 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 16
– Что за глупости вы говорите! Можете быть спокойны, Алла здесь никогда не появится. И вообще, она ни с каким криминалом не связана.
– Откуда вы знаете? – быстро спросил я. – И как вы можете быть уверены, что она не появится на моем участке и не наделает глупостей?
– Покойники из морга не сбегают, – ухмыльнулся Павел.
– Паша!
– Да ладно, чего ты. Нет, правда, гражданин начальник, вы зря напрягаетесь, она сюда не придет. Она вообще уже никогда никуда не придет.
– Как я должен вас понимать?
– А так и понимайте. – Павлик вытащил из кармана брелок без ключей, высоко подбросил и весьма ловко поймал. – Ее убили. Вчера, между прочим.
– Ну да, конечно, – торопливо заговорила его мать, – Аллу убили, поэтому, когда я вас увидела, я и решила, что вы пришли поговорить о ней. Правда, со мной сегодня уже разговаривали ваши люди, но я знаю, что одной беседой дело не заканчивается.
Голливуд без меня, конечно, обойдется, есть актеры и получше, но я старался, как мог.
– Алла… Ну конечно, теперь я вспомнил! Вчерашнее убийство жены бизнесмена Анташева. Вот откуда мне фамилия-то ваша знакома. А я все голову ломаю! Алла… у нее какая-то фамилия украинская, да?
– Сороченко, – сухо подтвердила Марина Григорьевна. – Послушайте, Игорь…
– Владимирович, – подсказал я.
– Игорь Владимирович, это все не имеет к нам ни малейшего отношения. Мы с мужем расстались несколько лет назад, Алла – его вторая жена, это совершенно посторонний для нас с Павликом человек. Мы ничего о ней не знаем и знать не хотим.
– Понятно, понятно, – успокоил я ее. – Не нужно так нервничать, я же не следователь. И вообще, убийство было не на моей территории, так что меня оно не касается никаким боком.
В квартире Павла Анташева я пробыл еще минут пятнадцать, но больше ничего существенного об убийстве Аллы Сороченко не услышал. И вот этот факт и казался мне самым любопытным. По опыту знаю: люди непричастные, как правило, стараются рассказать все, что знают, и даже то, чего не знают, строят догадки, выдвигают версии и хотят быть полезными. Напрягают память и фантазию, вспоминают и выдумывают, но им (не всем, конечно, но многим) ужасно хочется стать тем главным свидетелем, благодаря которому преступление будет раскрыто. А люди, которые ведут себя совсем не так, то есть отмалчиваются, уходят от вопросов и ответов и ссылаются на то, что ничего не знают, на самом деле знают, и немало. Разумеется, бывают и исключения, то есть человек отмалчивается не оттого, что ему есть что скрывать, а просто характер у него такой. Ну неразговорчивый он, что тут сделаешь? Или у него зуб болит. Или личная драма сердце разрывает. Однако опыт показывает, что ежели при обсуждении убийства своего знакомого свидетель молчит, то тут всегда есть о чем подумать.
Этими весьма, надо признаться, банальными соображениями я и поделился по телефону с Иваном Хвылей, когда покинул матушку и сыночка Анташевых. Было уже почти десять вечера, вчерашняя простуда, как-то подзабытая под гнетом утренних переживаний и текущих рабочих проблем, снова выползла наружу и приподняла голову, дескать, але, молодой человек, лечить меня будем или где? Я тоже живая, мне кушать надо, и ежели ты мне не закинешь в топку какое-нибудь лекарство, то я начну поедать твое драгоценное здоровье.
Заехав в аптеку и купив какой-то противопростудной ерунды, я вернулся домой и минут пять решал, какова будет последовательность действий. Действий было несколько: поесть, позвонить родителям, накормить зверей, поменять кассеты в записывающей аппаратуре, выпить лекарства. Что сделать в первую очередь, а что потом? С одной стороны, очень хотелось есть, вкусный Светкин обед давно разошелся на успешно потраченные калории, с другой стороны, коты тоже голодны, и их жалко. Утром я забыл, погрузившись в горестные раздумья о себе и собственных родителях, вынуть мясо из морозильной камеры, и теперь размораживать его придется в микроволновке. А микроволновка у меня всего одна, и если положить туда мясо, то мой ужин уже не влезет, потому и приходится решать, кого кормить в первую очередь, себя или зверинец. С кассетами все не так сложно, их можно поменять в любой момент, просто для этого нужно обойти всю квартиру (надо заметить, немаленькую), а сил нет. С лекарствами куда сложнее, я никогда не мог запомнить, какие препараты следует принимать до еды, какие – после, а какие во время приема пищи. Вот эти, которые от простуды, – их когда пить? Хоть убейте, не помню. Можно спросить у мамы, но она тут же начнет переживать, придумывать мне страшные болезни, а утром рассказывать о бессонной ночи, проведенной в тревоге о моем здоровье. Нет, у мамы спрашивать нельзя. Можно позвонить Светке, она тоже знает, но это чревато тем, что Светка, если она дома, тут же примчится меня лечить. Я, конечно же, всегда рад ее видеть, но категорически не хочу, чтобы она из-за меня бросала семейные дела, мужа и двоих детей и бежала на ночь глядя поить лекарствами нерадивого соседа и ставить ему банки с горчичниками. И, наконец, самое ответственное дело – разговор с родителями. Учитывая количество звонков, поступивших от мамы за вчерашний вечер и сегодняшний день и оставшихся без ответа, разговор предстоит нелегкий. Меня будут сначала ругать, потом упрекать, потом требовать объяснений, и все это окажется сдобренным вонючей приправой в виде советов бросить эту работу и рассказов о том, как им за меня стыдно. Короче, приятного мало, неприятного – много, но пройти через это все равно придется. Не звонить нельзя, родители все-таки. В результате мучительных раздумий я решил поставить на разморозку кошачье мясо и одновременно позвонить. Пройду через самое необходимое сразу и потом уже стану предаваться удовольствиям в виде вкусной еды и полезного лечения.
– Папа весь день лежит, не встает, – сообщила мама трагическим голосом. – У него плохо с сердцем после вчерашнего.
– Но ведь премьера прошла суперуспешно…
– При чем тут премьера! Папа очень расстроен из-за твоего поведения. Ты его ни в грош не ставишь. Мало того, что ты не сделал так, как он велел, так ты еще и в ресторан не приехал. Игорь! Что ты себе позволяешь? Как ты себя ведешь? Это какой-то кошмар! Ты весь день не подходил к телефону. Ты плюнул папе в душу и теперь скрываешься.
– Мама, я работал, а не скрывался. Я тысячу раз объяснял тебе, что мне неудобно вести домашние разговоры во время работы, я же все время на людях…
– Не надо мне ничего объяснять! Ты глубоко оскорбил папу вчера, он до сих пор не может прийти в себя.
В общем, я мог бы начать волноваться за папино здоровье, если бы не знал совершенно точно, что сердце у него работает лучше, чем у многих молодых. Благодаря неустанной маминой заботе великий Владимир Дорошин дважды в год проходит полную диспансеризацию у самых лучших врачей, раз в год – у нас, в России, и раз в год – в Европе, так что за состоянием его здоровья ведется неусыпный надзор. В последний раз кардиограмма у него была просто блестящая, а состояние сосудов вызвало удивление даже у видавших виды докторов: чтобы в таком возрасте да при таких нагрузках – и такие результаты! Помнится, было это не далее как два месяца назад, и мама тогда долго и подробно рассказывала мне о проведенных исследованиях, и мы вместе радовались за папу. Так что если он сегодня целый день лежит и не встает, то не оттого, что у него плохо с сердцем, а исключительно оттого, что у него большие проблемы с самолюбием, гордыней и уважением к чужой личности. Оснований для беспокойства, конечно, никаких нет, но все равно это же мой отец, я его очень, очень люблю, и мне его ужасно жалко. Мне стыдно, что я своим поведением заставил его так сильно переживать. И пусть его переживания кажутся мне неправильными, мне все равно стыдно, и сейчас я готов на все, лишь бы он перестал расстраиваться.
Мамин голос взмывал волнами негодования и опадал, перемежаясь всхлипами, а я – наглец! – доставал из микроволновки мясо, раскладывал по мискам, насыпал сухой корм тем, кому мясо не полагалось, бдительно следил за Айсором, который пытался оттеснить малышку Карму от ее миски и слопать предназначенный для нее антрекот, разглядывал содержимое холодильника и прикидывал, чего бы такого питательного съесть на ужин. Я даже успел с трубкой в руке обойти всю квартиру и поменять кассеты.
– Сынок, а что Катя? Ты с ней виделся?
Вопрос застал меня врасплох, переход оказался неожиданным. Только что я слушал печальную песнь о том, как отравил своим профессиональным выбором жизнь любимым родителям и как гадко поступил, не явившись на банкет, и вдруг Катя какая-то… Я даже не понял, о ком речь.
– Катя? – переспросил я.
– Ну да, Катя, эта девушка с телевидения. Она мне очень понравилась. Я же велела тебе присмотреться к ней повнимательнее. Сегодня по каналу «Культура» был ее репортаж о премьере. Дивно, просто дивно! И папа так хорошо выглядел! Мне уже все приятельницы позвонили.
– Ах, Катя… Нет, мама, я работал целый день.
– Но ты ей звонил?
– Нет, не звонил.
– Почему?
Интересный вопрос. Действительно, почему я не позвонил Кате? Мамуля у меня правильная, хорошо воспитанная, и если бы она узнала, что Катя вчера ночевала у меня, а сегодня я ей даже не позвонил и вообще с трудом вспомнил, кто она такая, она упала бы в обморок.
– Мамуль, Катя уехала в срочную командировку. Когда она вернется, она сама мне позвонит, – соврал я, принюхиваясь к аромату блюда, разогревающегося в микроволновке.
Странно, но запаха я не почувствовал. Как же так? Горячая еда обязательно должна пахнуть, желательно вкусно. Но если и не вкусно, то хоть как-нибудь. Мой же ужин не имел вообще никакого запаха. Может, я печку забыл включить и он стоит там по-прежнему холодный? Я открыл дверцу и потрогал стеклянную емкость, в которой предполагал подогреть жаркое из курицы с картошкой. Емкость оказалась горячей, но запаха не было. Насморк! Господи, идиот, у меня же нос заложен, какие уж тут запахи. Удивительно, что я вообще еще дышу.
– Сынок, ты должен мне пообещать, что, когда Катюша вернется из командировки, ты привезешь ее к нам в гости. Папа будет очень рад, она ему тоже понравилась. Я приготовлю рыбу по-каталонски, мне недавно дали дивный рецепт…
– Не уверен, что она сможет приехать, но я ей предложу, – лицемерно пообещал я. – Мам, я, кажется, немного простыл. Какое лекарство мне выпить?
Это была не ошибка, а продуманный тактический ход. Разговор о моей простуде отвлечет ее от Кати, а последующие мысли о ней – от тревоги за папино здоровье. Все-таки беспокойство о непутевом молодом сыне заведомо слабее, нежели беспокойство о своем кумире, которому под шестьдесят.
Расчет оказался правильным, я тут же получил подробные указания о том, какие лекарства, в каких дозах и в какой последовательности нужно принять, и был освобожден (надо полагать, по случаю тяжелой болезни) от дальнейшего выслушивания указаний, как мне жить. Уже через пять минут я с полным удовольствием поедал свое жаркое, предварив прием пищи доброй стопкой хорошей водки. А что? Мама разрешила и даже рекомендовала.
Виртуальная переписка
Одалиска – Морю, 22 января 2004 года
Дорогая Море!
Я снова в полном раздрызге… Костя опять уехал и не сказал, когда вернется. Наверное, к ней поехал. Отношения будет восстанавливать. После возвращения он был хороший, ласковый, задаривал меня и Дашку всякими шмотками, купил домашний кинотеатр, вот, говорит, наслаждайся своими сериалами в полный рост. Я было успокоилась, думала, может, и вправду он ездил взятку давать, и никакой любовницы там нет. А когда он опять уехал, всякие мысли в голову полезли. Знаешь, я в книжках читала, что, когда мужья заводят любовниц, у них возникает сильное чувство вины перед женами и они стараются изо всех сил эту вину искупить, становятся ласковыми, внимательными, делают подарки. В общем, все в точности как у меня. Если бы он ездил на Новый год по делу, то, наверное, после возвращения вел бы себя как-то по-другому.
Или нет? Что ты думаешь? И если я права и он завел себе другую бабу, то что мне делать? Ты правильно написала мне тогда, что нельзя все бросать и сваливаться на голову родителям, я обдумала и поняла, что это правильно. Но если так нельзя, то как можно? Что мне делать, Море? Ну посоветуй же что-нибудь. Только ответь быстрее, ладно? Ты у меня единственная подруга, мне больше некому рассказать, не с кем поделиться. Мне очень одиноко, Моречко. Пиши скорее, я жду.
Твоя Одалиска.
Море – Одалиске, 25 января 2004 года
Милая Одалиска, ну что ты опять… Право слово, как маленькая. Почему ты решила, что Костя уехал к женщине? С чего ты это взяла? Он что, сказал тебе об этом? Уверена, что нет. Все это плод твоего воображения. И уехал он не к женщине, а по делам.
Запомни: нет ничего глупее необоснованных подозрений. А основания – это не то, что ты чувствуешь, и не то, что ты прочитала в книжках, а факты. Если у тебя есть факты, давай их обсудим и вместе сделаем выводы.
Еще раз прошу тебя, не впадай в панику раньше времени. Перечитай мое письмо от 29 декабря, чтобы мне в целях экономии времени не повторяться. Извини, убегаю, начальство вызывает.
Море. * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 21:53 | Сообщение # 18 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 17
Одалиска – Морю, 26 января 2004 года
Я тебе надоела, да? Я не обижаюсь, я понимаю, ты работаешь, ты очень занята, у тебя нет времени, чтобы каждый день подолгу со мной разговаривать. Я имею в виду писать мне длинные письма. Это я бездельница, сижу дома, а когда Костика нет, мне даже еду не нужно подолгу готовить. Для него я всегда стараюсь, чтобы было вкусно, сытно, разнообразно, а когда мы вдвоем с Дашуней, много ли нам надо? Она вообще одни пирожные, йогурты и сладкие творожки готова есть целыми днями, кашу не запихнешь, не говоря уж об овощах и мясе. Так что времени у меня – вагон. Вот я этот вагон и загружаю телевизором и письмами к тебе.
Ты пишешь, что для выводов нужны факты. А у меня их нет. Так что же мне теперь, сидеть и ждать, когда Костя меня бросит? Были бы факты, я бы с ним поговорила, потребовала бы объяснений. А так что?
Наверное, я кажусь тебе глупой. Ну утешь меня хоть как-нибудь!
Целую тебя,
твоя Одалиска.
Море – Одалиске, 7 февраля 2004 года
Одалиска!
Не смей думать, что кажешься глупой или что ты мне надоела! И тем более не смей об этом писать. Не обижай меня. Я уже говорила тебе, что прелесть анонимного общения через Интернет в том и состоит, что это общение можно в любой момент прервать, и никому за это ничего не будет. Ты просто перестаешь отвечать на письма, и найти тебя нет никакой возможности. Если бы ты мне надоела, я бы так и сделала. Но я же переписываюсь с тобой, значит, мне это нужно и интересно. Я привыкла к тебе за то время, что мы знакомы, я привязалась к тебе. Ты моя подруга, и я тебя люблю. А если не отвечаю тебе сразу и письма мои так лаконичны, то это только потому, что много работаю, и ты прекрасно все понимаешь.
Ты считаешь, что фактов у тебя нет? Ты ошибаешься, Одалисочка. Факты есть, только ты не хочешь или не умеешь их видеть. И среди этих фактов самый главный – тот, что у тебя нет фактов. Хорош софизм? В институте по философии у меня всегда была пятерка.
Если ты не поняла – поясню. Когда муж начинает изменять жене, он сам может относиться к этому только двумя способами. Либо он хочет скрыть свою измену от жены и делает все для того, чтобы она об этом не узнала, либо ему на это наплевать, он ведет себя кое-как, и у жены, естественно, очень быстро появляются поводы для подозрений, то есть эти самые факты. В твоем случае фактов нет, и это означает что? А то, моя дорогая, что он хочет скрыть от тебя свой роман на стороне. Разумеется, это рассуждение справедливо только в том случае, если роман действительно есть. А может быть, его все-таки нет, а? Может быть, он действительно уезжает по служебным надобностям?
Теперь разобьем проблему на две части. Часть первая: у Константина есть любовница, и он хочет от тебя это скрыть. О чем это говорит? О том, что он стремится сохранить ваш брак, он не хочет, чтобы ты узнала о его измене. Он хочет продолжать жить с тобой и с дочкой, он хочет, чтобы ты его по-прежнему любила. Иными словами, бросать тебя он не собирается, у него этого и в мыслях нет, более того, он делает все для того, чтобы этого не случилось. Поэтому ни о каких «сидеть и ждать, пока он меня бросит» даже речи быть не может.
Часть вторая: а есть ли вообще эта мифическая любовница? У меня, например, большие сомнения. Во всяком случае, никаких фактов, подтверждающих ее наличие, у нас с тобой нет. И знаешь, что еще я хотела тебе сказать, Одалиска? Только ты не обижайся. Ты не работаешь, сидишь дома, потому и не представляешь, как важно для человека дело, которым он занимается, особенно если это бизнес и если он приносит доход, на который ты живешь. Если бы ты занималась бизнесом или высокооплачиваемой работой, ты бы понимала всю важность вовремя принимаемых правильных решений, подписанных контрактов или достигнутых договоренностей, и ради них ты готова была бы лететь куда угодно и когда угодно, забыв о праздниках, отпусках и собственных удобствах. Потому что когда делаешь деньги, то дело всегда на первом месте, и жены бизнесменов должны быть изначально к этому готовы и не тешить себя ненужными иллюзиями. Ты хотела красивой жизни, богатой, устроенной, ты хотела меха, украшения и собственный дом, но ты никогда не думала о том, чем и как ты будешь за это расплачиваться. Или ты считала, что твоей красоты достаточно, чтобы за это заплатить? Нет, зайка моя, так не бывает. Платить приходится собственными желаниями и представлениями о семейной жизни, которая складывается совсем не так, как тебе мечталось. Ну вот, ты получила то, что хотела, а платить что же, не собираешься? Так не получится.
Но в любом случае это всего лишь рассуждения. Постарайся вспомнить, что делал и что говорил твой муж накануне отъезда, в день отъезда, с кем разговаривал по телефону, может быть, к нему кто-то приезжал, он с кем-то встречался? В каком он был настроении, какие слова употреблял в разговоре с тобой? Здесь важна любая мелочь, если, конечно, ты на самом деле хочешь понять, куда и зачем он уехал.
Но только я прошу тебя, Одалиска, подумай как следует, прежде чем мне отвечать. Хочешь ли ты на самом деле разобраться? И если правда окажется не самой приятной, хочешь ли ты ее узнать? Вопрос не праздный, ведь если ты узнаешь правду, то с этим надо будет что-то делать. А ты готова к этому? Может быть, лучше все-таки закрыть на все глаза и продолжать верить мужу, любить его и принимать таким, какой он есть? Я, кстати, почти на 100 процентов уверена, что лучше верить и любить, потому что никакой бабы у него нет. Но если тебя этот вопрос беспокоит, то давай разбираться. Только, я повторяю, разбираться будем на уровне фактов, а не твоей неуемной фантазии. Я все-таки финансовый аналитик, а не пустоголовая сплетница, которая готова на полном серьезе обсуждать байки о зеленых человечках на летающей тарелке.
Целую,
Море
Одалиска – Морю, 19 февраля 2004 года
Значит, я, по-твоему, пустоголовая сплетница, да? Хорошего же ты обо мне мнения. Если не хочешь больше переписываться со мной, так и скажи.
О.
Море – Одалиске, 20 февраля 2004года
Да ты с ума сошла, Одалисочка! Неужели я тебя чем-то обидела? Ну прости, родная, я совсем-совсем этого не хотела. Ты же видишь, я готова обсуждать с тобой каждую мелочь, я вся к твоим услугам, и поверь мне, я болею за тебя всем сердцем, и мне совсем не безразлично, что там у тебя происходит. Просто у меня такая манера изложения, я ведь объясняла тебе, это специфика работы и определенного менталитета. Я не умею на работе быть одной, а у компьютера – другой, я расслабляюсь и немножко меняюсь только тогда, когда хотя бы несколько дней не работаю. Работа в банке – это не то, что выключил компьютер в шесть часов, запер кабинет, вышел из здания и переключился на свободную личную жизнь. Голова забита служебными делами постоянно, я и домой беру материалы, и на выходные и все время думаю о них.
Ну вот, ты теперь снова обидишься, подумаешь, что я расписываю тебе свою занятость, чтобы ты острее ощутила разницу между нами. Я, мол, тружусь с утра до ночи, а ты баклуши бьешь. Нельзя так, солнышко мое, нельзя, чтобы каждое лыко было в строку.
Судя по тому, как долго ты собиралась отправить мне свой короткий упрек (целых 12 дней!), ты все это время на меня дулась. Нормальному человеку не нужно почти две недели, чтобы написать три строчки. Обиделась – скажи сразу, и я сразу извинюсь, и мы объяснимся друг с другом, и все опять станет хорошо. А ты копишь обиду… Это неправильно, Одалиска! Я же не враг тебе. Говорят, что месть – это блюдо, которое надо подавать холодным, но это правильно по отношению к мести и – повторюсь – к врагам, а обида – это совсем другое дело. Обиды надо высказывать сразу и не относиться к обидчику как к врагу, ведь обидеть может и очень близкий человек, любимый и любящий тебя. Он не желает тебе плохого, просто произошло недоразумение, он ляпнул что-то не то, ты поняла что-то не так, или у вас просто настроение не совпало, и он имел в виду одно, а ты поняла это совсем по-другому. Такие вещи надо прояснять сразу и не тратить душевные силы на то, чтобы дуться целых 12 дней.
Ну и что, красавица моя, ты потратила 12 дней впустую? Вместо того чтобы вспоминать и по крупицам собирать факты, которые мы с тобой собирались обсудить, ты все это время жевала обиду? Или все-таки что-нибудь вспомнила и готова излагать?
Люблю тебя, целую и жду письма,
Море.
Одалиска – Морю, 20 февраля 2004 года
Ой, Моречко, роднуся моя, я такая дура! Прости меня, если можешь. А главное – ты такая молодец, что не обиделась на меня. Ты умная ужасно. И мудрая, как будто тебе сто лет. А кстати, сколько тебе? Ты говорила, что тридцать. Это правда? А может, пятьдесят? Хотя нет, конечно, это я хватила через край, если бы тебе было пятьдесят, ты бы не стала со мной переписываться. Пятьдесят – это уже совсем старухи, они и компьютером-то пользоваться не умеют. Но все равно ты ужасно умная, и спасибо случаю, что мы с тобой познакомились на сериальном форуме. Я какую-то чушь несу, но ты не обращай внимания, это я от радости. Ты снова со мной! Ура!
Я старательно перебрала в памяти все, что могла вспомнить о Косте накануне его отъезда. Ничего особенного не вспомнилось. Да, ему звонили, но это как обычно, и на домашний телефон, и на мобильник. Он при мне вообще-то почти никогда не разговаривает, или выходит из комнаты, или дверь закрывает, но так всегда было, в этом нет ничего необычного. Знаешь, бизнесмены все такие подозрительные, им повсюду шпионы конкурентов мерещатся. И еще однажды мне Костя признался, что когда разговаривает по делу и сердится, то сильно ругается матом, поэтому старается, чтобы его ни я, ни главным образом Дашка не слышали. Я тогда спросила, может, лучше не ругаться, тогда и выходить из комнаты не нужно будет, а он ответил, что эти козлы только мат понимают, а когда по-человечески с ними разговариваешь, ничего не делается или делается через одно место. Как ты думаешь, это правда?
Я до Нового года никогда особо не прислушивалась к его разговорам, а потом, когда про «суку» услышала, стала держать ушки на макушке, но ничего интересного не было. Во всяком случае, мне не показалось, что он там с женщиной какой-нибудь разговаривает или еще что… За день до отъезда он с кем-то разговаривал и спросил: «Сколько у меня времени?» Ему что-то ответили, и он как начал орать, мол, вы что, думаете, у меня десять рук и двадцать ног? Когда мне все успеть? Потом успокоился и говорит: «Ладно, как-нибудь сделаю. Постараюсь, говорю!» Вот и все, больше ничего на память не приходит. Не думаю, что эти слова имеют какое-то отношение к Костиной любовнице. Это что-то по работе, а уехал он именно к ней, я уверена. И знаешь, Море, чем больше проходит времени, тем больше я в этом убеждаюсь и – что самое странное – тем спокойнее становлюсь.
Костя мне звонит примерно раз в три дня, говорит, что ситуация сложная и когда вернется – не знает. Сначала я бесилась страшно и каждый раз начинала выспрашивать, что это за дела такие и почему он не знает, когда они закончатся, а потом перестала. Да, милый, нет, милый, все в порядке, Даша здорова, дом не сгорел, продукты есть – Вовик привез из города (Вовик – это наш водитель).
А бывает, такая тоска накатит – выть хочется. Мечусь по дому и реву в голос. Дашку пугаю… Как представлю себе, что я тут одна, а он там с другой бабой развлекается, так хоть в петлю лезь. Ты у меня одна осталась, Моречко, родная моя. Не бросай меня, пожалуйста.
Твоя любящая Одалиска.
Море – Одалиске, 26 февраля 2004 года
Одалиска моя милая, здравствуй! Что-то ты опять поддалась эмоциям. Говоришь, фактов нет, а как же Костины звонки? Ведь это самое главное. Что он говорил тебе, какими словами, в каком был настроении, называл ли тебя ласковыми именами, говорил ли, что любит и скучает? В какое время дня (или ночи) звонит, громко разговаривает или понижает голос, как будто не хочет, чтобы его слышали, доносятся ли в трубку посторонние шумы, по которым можно судить, что он находится, например, в ресторане? Торопится ли он при разговоре или беседует с тобой не спеша? Говорит ли только с тобой или просит подозвать дочку, чтобы услышать ее голосок? Как же ты упускаешь такие важные вещи? Ведь мы с тобой договорились, что будем анализировать факты, а ты все факты опускаешь.
Это халтура, дорогая моя. Так мы с тобой ничего не добьемся. Впрочем, я, наверное, не права, я ведь сама велела тебе подумать, хочешь ли ты на самом деле во всем разобраться или предпочитаешь ничего не знать и на все закрыть глаза. Ну и как, ты подумала?
Насчет вытья, рева и петли – даже слушать не хочу. Самый простой путь – поверить в плохое, расстроиться и чувствовать себя несчастной, это легче всего, это каждый дурак сможет. А вот наступить на горло захлестывающим тебя эмоциям, взять себя в руки, заставить себя думать о хорошем, надеяться на хорошее, верить в хорошее, когда все вокруг твердит: плохо! плохо! – на это нужны силы, огромные душевные силы. На это способен далеко не каждый. Но я верю, что ты-то как раз способна, потому что ты умная и сильная. И ты просто обязана перестать чувствовать себя несчастной, потому что рядом с тобой ребенок. Если ты чувствуешь себя несчастной, то и ведешь себя как несчастная, а дети это видят и понимают, и им это неприятно. Да и любому взрослому мало радости от того, что рядом находится глубоко несчастный человек. Если ты хочешь, чтобы тебя любили, если хочешь, чтобы людям рядом с тобой было комфортно и радостно, будь счастливой. Заставь себя быть счастливой, иначе отравишь жизнь малышке. Ей ведь уже шесть лет, она достаточно взрослая, чтобы чувствовать и понимать такие вещи, можешь мне поверить. Что бы ты там ни думала о Косте, ты обязана позаботиться о Дашеньке, о ее душевном покое, о том, чтобы жизнь ее была легкой и радостной рядом с мамой, иначе еще чуть-чуть – и она начнет тебя избегать. Быть несчастной легко, а вот попробуй-ка быть счастливой и радоваться жизни каждый день, каждую минуту, что бы ни происходило! Адская работка, не всем по силам. Но ты справишься, я уверена.
Итак, жду подробного отчета о Костиных звонках или категорического отказа копаться в этой истории. Решать тебе, но я всегда рядом и готова подставить плечо, помни это.
Целую тебя,
Море.
Одалиска – Морю, 1 марта 2004 года
Моречко, дорогая! Я долго думала над тем, что ты написала. Честно говоря, я не очень поняла, как можно заставить себя быть счастливой, когда все плохо. То есть я поняла, что это непременно нужно ради Дашки, тут я с тобой согласна, но я не знаю, как это сделать. И по-моему, ни один человек на свете этого не знает. Так что не требуй от меня невозможного.
Я решила ни за что не отказываться от возможности разобраться и узнать, что же происходит на самом деле. В конце концов, я не вещь, я свободный человек и не желаю тупо лежать в шкафу и ждать, когда хозяину придет нужда мной попользоваться. Я хочу сама решать, что мне делать. Ну может, не совсем сама, а с твоей помощью, но именно решать, а не ждать милости от судьбы. Поэтому вот тебе подробный отчет о Костиных звонках.
Звонит он в разное время, и днём, и поздно вечером, и рано утром. Разговаривает спокойно, громко, никуда не торопится. Правда, настроение у него почти все время мрачное, видно, что-то не ладится, уж не знаю, в делах ли или с этой сучкой. Но совершенно точно он разговаривает со мной не при ней, то есть голос не понижает и не стесняется называть меня всякими дурацкими прозвищами, ну, знаешь, как это бывает. Всякие там дусики-пупсики-лапусики, в общем, то, что в постели кажется таким милым, а в письме даже пересказывать неловко, настолько глупо это выглядит. Если Дашка не спит, обычно просит ее взять трубку и сказать пару слов и каждый раз обещает ей, что вот папа приедет и привезет новую куклу или электронную игру. Звонит он, как мне кажется, из разных мест, потому что иногда я ничего не слышу, кроме его голоса, как будто он один в комнате, иногда слышен работающий телевизор, а два раза он звонил из ресторана, он сам сказал, что сидит в кабаке, обедает, но не знаю, может, врал, потому что ничего особенного я в трубке не слышала. Впрочем, кажется, днем в ресторанах шумно не бывает. Как ты считаешь? В общем, если проанализировать его звонки, то складывается впечатление, что он звонит, когда его бабы нет рядом. Может, она на работе днем, или в ванную пошла, или в магазин. Это хорошо или плохо, что он при ней не звонит? Я все думаю и не могу прийти ни к какому выводу. То мне кажется, что это хорошо, ведь если он старается, чтобы я ничего не заподозрила, значит, хочет сохранить наши отношения, ты сама меня так учила. А иногда кажется, что плохо. Если он не звонит при ней, то, может быть, она вообще не знает, что он женат и у него есть ребенок. И он не хочет, чтобы она узнала. То есть он не меня бережет, а ее. Вот такие пироги, Моречко.
Что ты думаешь по этому поводу? Отвечай быстрее, а то у меня от всех этих мыслей скоро голова лопнет.
Твоя Одалиска.
Море – Одалиске, 4 марта 2004 года
Привет, Одалиска!
Твое настроение мне теперь нравится куда больше. Оно стало более конструктивным. Ты уже не ноешь и не размазываешь сопли по полу, а пытаешься осмыслить факты, причем с разных сторон. Так держать, подружка! * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 21:54 | Сообщение # 19 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 18
Правда-правда, у тебя здорово получается, это тебе финансовый аналитик говорит со знанием дела. Только небольшая промашечка у тебя все же вышла: ты по-прежнему исходишь из того, что у Кости есть любовница, и все свои интеллектуальные силы направляешь на то, чтобы понять, насколько серьезны их отношения и угрожают ли они вашему браку. А тебе не приходило в голову, что те же самые факты свидетельствуют о простой вещи: никакой любовницы у него нет, и он действительно находится в деловой поездке? Ведь все совершенно однозначно указывает именно на это, а ты с упорством тупой папуаски вцепилась в мысль о любовнице и трясешь ее, как ребенок погремушку.
Резюмирую: у тебя нет фактов, которые неопровержимо свидетельствовали бы о том, что твой муж тебе изменяет. И у тебя нет фактов, которые убедительно свидетельствуют об обратном, то есть о том, что поездка его носит чисто деловой характер. Иными словами, у тебя, с точки зрения логики, есть равное право думать и о хорошем (деловая поездка), и о плохом (наличие любовницы), равное право, я это подчеркиваю. Так почему из двух равных возможностей ты выбираешь худшую? Что это за непреодолимое стремление к плохому, к тому, чтобы немедленно и первым делом поверить в худшее и тут же начать чувствовать себя несчастной?
Одалисочка, давай будем думать о хорошем, а? Подумать о плохом ты всегда успеешь, на это много ума не надо. Ты любишь Костю, он любит тебя, у вас чудесная девочка, и что еще нужно для счастья? До скорого,
Море.
P.S. И не вздумай обижаться на «тупую папуаску». Это выражение я украла у своей начальницы, она всегда нас этими словами распекает, но никто не обижается.
М.
Одалиска – Морю, 9 марта 2004 года
Вчера не ложилась до двух часов ночи, все казалось, что уж на 8 Марта Костя обязательно приедет. Приготовила красивый ужин, оделась, накрасилась, стол накрыла. Не знаю почему, но у меня с самого утра была твердая уверенность, что он обязательно вернется. Ведь праздник же, тем более женский, и после того, как он бросил нас в Новый год, он не посмеет опять…
В общем, он посмел. Он не приехал. До пяти утра я проревела, потом уснула. Теперь вот проснулась, вся опухшая, страшная, глаза бы не глядели в зеркало, да и на весь мир тоже. Я очень старалась, Моречко, честное слово, я изо всех сил старалась думать о хорошем, и у меня уже почти получилось. И я загадала: если он вернется к празднику, то все будет хорошо. Он увидит, что мы с Дашкой его ждем, мы будем радостные, счастливые, и я не скажу ему ни одного слова в упрек, буду нежной, ласковой, любящей. А если он не вернется, значит, зря я думаю о хорошем, на самом деле все плохо, и у него завелась баба, к которой он так надолго уезжает. Я даже знаешь что подумала? Он в том городе, где она живет, открывает филиал и переводит туда часть своего бизнеса, чтобы иметь возможность почаще туда ездить и подольше там бывать. Поэтому он действительно поехал туда по делу, тут Костя не соврал. И поэтому он там так долго торчит. Как ты думаешь, я права?
Ой, Море, не знаю я, не знаю, как жить дальше… Это что же, он собирается жить на две семьи, на два дома, так, что ли? А если там ребенок родится?
Не могу больше писать, опять плакать начала, от слез ничего не вижу, ни клавиатуру, ни экран. Пока, Моречко.
Одалиска.
Игорь Дорошин
Почему-то я был уверен, что Иван Хвыля больше не позвонит мне, по крайней мере в связи с делом об убийстве Аллы Сороченко и Николая Кузнецова. Никакого результата я не дал, в том смысле, что моя беседа с сыном и бывшей женой Анташева ничего интересного не принесла, и Хвыля имел полное право сделать вывод о моей бесполезности. Но я ошибся. Впрочем, ничего странного в этом не было, я вообще часто ошибаюсь, а в последнее время даже чаще, чем обычно.
Я уже собирался уходить домой, когда заглянул Валька Семенов и предложил пойти попить пива в расположенное рядом заведение. Я начал было отказываться, потому что на вечер у меня были определенные планы, но Валька проявил настойчивость и серьезно сказал, что приглашает не просто так. Этим «не просто так» и оказался Хвыля, с которым Валька, как выяснилось, был давно знаком, хотя вместе они никогда не работали. И еще выяснилось, что Хвыля решил «выставиться» пивом, потому что не привык одалживаться на халяву.
– Слушай, Игорь, надо еще с Павлом Анташевым поработать. Мы с ним уже встречались, но опрос запороли. Потом его следователь вызывал – и тоже по нулям. Короче, выручай. Может, у тебя получится.
Лаконичное «запороли опрос» на человеческом языке означало, что к разговору с юношей Павликом оперативники не подготовились, никаких сведений о мальчике не собрали, кроме тех, которые я им сообщил, вопросы задавали в лоб, ответы получали такие же прямолинейные и не смогли ни на чем зацепить Павла так, чтобы заставить его быть откровенным. Он твердо стоял на том, что к Алле относился терпимо, никаких претензий к ней не имел и вообще не понимает, о чем это его тут спрашивают. О том, что в день убийства он находился возле театра, Павел не сказал ни слова. Потом следователь провел опознание, но результаты его оказались более чем сомнительными: свидетели заявили, что куртка на молодом человеке такая же, как была на парне, который во время спектакля отирался возле театра и с которым разговаривал убитый Николай Кузнецов, а вот лицо они опознать не могут. После семи вечера в ноябре уже, как сами понимаете, не ясный день, видимость плохая, и лицо того парня они не разглядели. А куртка – да, точно такая же. Ну и что с этим делать? Куртку не с Луны привезли, это все-таки массовое производство, они в магазинах продаются, и носить такие куртки может кто угодно.
– Так, может, это и не Павлик был возле театра-то? – предположил я. – Чего вы в него так уперлись? Других версий нет?
– Версий навалом, – вздохнул Хвыля. – Времени нет, сил нет, людей нет, зато есть другие преступления, причем в полном ассортименте. Честно признаюсь, мы бы не стали к парню цепляться, но он чего-то все крутит, чего-то недоговаривает… Может, и вправду ерунда какая-нибудь, к убийству отношения не имеющая, но следователь велел прояснить до конца. В общем, поможешь? Если нет – говори сразу, я не в обиде, но ты ведь сам предлагал помощь.
Разумеется, я согласился. И вместо того, чтобы идти домой, вернулся в околоток, взял нужные бумажки, сел в машину и отправился к новому дому, где проживает Павел Анташев. Не настолько я законопослушен, чтобы после двух кружек пива не садиться за руль.
Мне хватило получасового обхода дома и осмотра подвалов и чердаков, чтобы сообразить, как построить разговор с Павликом. Оставалось теперь отловить фигуранта, которого, как нетрудно догадаться, дома не оказалось. Но ничего, я подожду, я терпеливый. В голове уже несколько дней носятся фрагменты мелодии, так что можно провести время с пользой. Нотной тетради у меня с собой нет, но я раскрыл большой блокнот, кое-как начертил нотный стан и принялся набрасывать новую песню. Песня получалась грустная, но Борису такие нравятся, он строит репертуар «Ночных рыцарей» с таким расчетом, чтобы группа отличалась от среднестатистической забубенно-веселой попсы. Вот есть группа «Любэ» с акцентом на смысл и мужественность, а есть «Ночные рыцари» с уклоном в сентиментальность и романтику с легким налётом печали.
Ждать пришлось долго, Павлик появился около полуночи. Я выскочил из машины и перехватил его у подъезда.
– Здравствуй, ты меня помнишь? Я ваш участковый, капитан Дорошин.
– Помню, – ответил он хмуро.
– Пять минут есть? Поговорить надо.
– О чем говорить-то? После одиннадцати вечера не имеете права…
– Так тебя до одиннадцати и дома-то нет, как же с тобой говорить? – возразил я. – Да ты не переживай, я много времени не отниму. Понимаешь, я тут подвалы в вашем доме осматривал, ну там на предмет предотвращения терактов и все такое, и мне там кое-что не понравилось.
– Ну? А я при чем?
– Да ни при чем ты, успокойся. Но вопросы-то я могу тебе задать?
– Какие вопросы?
– Понимаешь, я в электронике ни бум-бум. Там какая-то аппаратура непонятная, может, совсем безвредная, а может, и нет, черт ее разберет. Когда я у тебя дома был, я заметил, что у тебя стоит навороченный компьютер, вот я и подумал, что ты наверняка лучше меня разбираешься в железе, ваше поколение этому еще в школе учат, а мы-то самоучки, только на уровне тупого пользователя что-то понимаем. Дом у вас новый, народу пока живет мало, и среди всех, кого я здесь знаю, продвинутых пользователей, кроме тебя, нет. Ну как, поможешь?
– А чего надо-то?
– Надо пойти со мной в подвал и посмотреть, что там за аппаратура стоит, всего-то делов.
– А чего вы своих спецов не вызвали?
– Да где ж я тебе их найду в такое время? – рассмеялся я. – Я вечером плановый осмотр проводил, как положено, а у них рабочий день до шести часов. Вот и решил тебя дождаться.
Туфта, которую я гнал без зазрения совести, могла бы вызвать у мало-мальски разумного человека массу вопросов, но Павлик, судя по всему, был то ли излишне доверчив, то ли глуп, то ли просто еще очень молод. Одним словом, он поверил. И пошел со мной в подвал.
Остальное было делом техники. Я не хотел его бить и вообще применять какую бы то ни было силу. Бью я только алкашей, и то не всех, а лишь тех, кто обирает собственные семьи, избивает женщин и детишек и измывается над престарелыми родителями. Есть еще отдельные категории граждан, которым я при необходимости заламываю руки или накатываю в пятак, но Павлик Анташев к ним не относился; Его я собирался только напугать. Но напугать сильно.
Подвал я выбирал любовно и тщательно, поэтому Павлику стало не по себе cразу же, едва он оказался в слабо освещенном помещении, заполненном непонятного назначения трубами и всяческими агрегатами. Минуты три ушло на то, чтобы он понял, что хочет как можно быстрее отсюда уйти, еще пять минут понадобилось на то, чтобы Павлик осознал, что не уйдет до тех пор, пока не ответит на мои вопросы. Еще пара минут была потрачена на обдумывание перспективы остаться в подвале на неопределенный срок в случае категорического отказа «сотрудничать». Я и пальцем к нему не прикоснулся, просто сам подвал был уж очень выразительным, а я старался быть вежливым, но убедительным. В итоге я получил то, что хотел.
Павел действительно был возле театра примерно за полчаса до убийства. Он следил за Аллой, причем занимался этим около трех месяцев. Он поставил своей задачей доказать, что Алла не хранит верность своему мужу, и разоблачить изменницу. Зачем? Да все просто: из-за денег. Мать, Марина Григорьевна, не жалела денег на то, чтобы купить сыну квартиру, одевала ею в дорогие шмотки, оплачивала его обучение в институте, то есть щедро тратилась на то, что казалось ей самой нужным, но категорически отказывала сыну в суммах на расходы, которые казались ей необязательными. Поскольку Павлик учился на платном отделении, то никакой стипендии не получал, и ему приходилось клянчить деньги даже на пиво, не говоря уже о посещениях ночных клубов, тратах на девушек, диски, такси и прочих расходах, неизбежно сопутствующих яркой и насыщенной жизни молодежи. А мама денег давала в обрез, только на самое необходимое. Тогда Павлик обратился к отцу, однако Анташев не больно-то расщедрился. То есть какую-то сумму дал, конечно, сын же все-таки, но далеко не такую, на которую Павлик рассчитывал. Через весьма короткое время папины деньги закончились, и мальчик пришел снова. На этот раз Анташева дома не оказалось, зато была Алла, которая вполне внятно и не особо выбирая выражения объяснила юноше, что просить денег у отца, к которому почти шесть лет не приходил и даже не звонил, не очень-то прилично, что в таком возрасте пора уже добывать на пропитание самому, а не сидеть на шее у родителей, что у отца не так много денег, он все-таки не миллионер, и тратить он их должен не на сына, который за шесть лет ни разу даже с днем рождения папу не поздравил , а на новую жену, которая отныне является для господина Анташева единственной отрадой, самым близким человеком и вообще лучом света в темном царстве.
Павлик ушел глубоко оскорбленным. Из всего сказанного Аллой он сделал вывод: если доказать папе, что его новая жена недостойна его любви, что она мужа обманывает и вообще нехороший человек, то он отвернется от нее и приблизит к себе единственного сына. У мамы денег, конечно, достаточно, но договориться с ней невозможному нее какие-то застарелые представления о жизни, а папа, получив удар в спину от Аллы, снова проникнется любовью к Павлику и начнет всячески его баловать и осыпать разнообразными благами. Хоть эта сука Алла и сказала, что отец – не миллионер и денег у него не так много, Павлик точно знал, что их в любом случае больше, чем у матери, и если удастся хотя бы частично воссоединить семью, то он, Павлик, снова окажется в полном финансовом шоколаде.
Вот такими соображениями он и руководствовался, когда начал следить за Аллой. Делал он это не систематически, а так, от случая к случаю, потому что надо же было и в институт хоть иногда ходить, и вообще на тотальную слежку деньги нужны, без денег ни такси взять, ни в казино войти следом за Аллой, ни даже в ресторан. В день убийства ему удалось сесть Алле на хвост, когда она направлялась в театр, и Павлик решил дождаться окончания спектакля и посмотреть, с кем она выйдет. Может, ему наконец повезет, и окажется, что Алла ходила в театр с любовником. Но ему не повезло, потому что его заметил Коля Кузнецов, водитель-охранник, который знал Павлика. Коля вышел и строго спросил, что парень здесь делает. Павлик промямлил что-то насчет того, что случайно мимо проходил, и почел за благо ретироваться. Вот, собственно, и все.
– А ты что, на самом деле шесть лет с отцом не встречался? – удивился я.
– Да ну вы что… Встречался, конечно. Сука Алка имела в виду, что я сам, по своей инициативе не приходил и не звонил. А так-то отец все время то за город меня возил, то в клуб, то на футбол. Когда я в институт поступал, он вместе с матерью под дверьми стоял, переживал за меня.
– Чего ж ты сам ему не звонил и в гости не приходил?
– А зачем?
Павлик был искренне удивлен моим вопросом. Я счел за благо прекратить объяснения, потому что если человек не понимает, зачем нужно видеться с родителями или общаться с ними хотя бы по телефону, то все остальные разговоры просто бессмысленны. Как ни отвратителен был мне Павлик Анташев, но я ему поверил. Он говорил правду. Он просто следил за Аллой, желая уличить ее в супружеской неверности, и никакого отношения к ее убийству он не имеет. Хотя бы потому, что у него нет денег, чтобы нанять дорогого киллера, а киллер, судя по хладнокровию и точности прицельной стрельбы, был не из дешевых. Если бы у Павлика было столько денег, сколько стоит наем киллера такого класса, ему не было бы ни малейшей нужды убивать Аллу Сороченко. Вот вам и весь сказ.
– Ты видел, как Алла входила в здание театра? – спросил я.
– Видел.
– Она была одна?
– Одна. * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 21:55 | Сообщение # 20 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 19
– Может, она ждала кого-нибудь у входа?
– Да нет, как из машины вышла, так сразу в дверь вошла.
Это, конечно, ни о чем пока не говорило. Она могла условиться с кем-то встретиться прямо в театре, чтобы не ждать на улице на глазах у водителя Коли Кузнецова. Вот если бы Павлик однозначно заявил, что Алла входила в театр в сопровождении спутника или спутницы, тогда совсем другое дело. А так можно было продолжать гадать на кофейной гуще: одна она была, не одна, с мужчиной ли, с женщиной… Однако мне в голову пришел еще один вопрос:
– Вспомни поточнее, вот Алла выходит из машины, подходит к дверям театра.
– Ну.
– Что у нее в руках?
– А что у нее в руках? – тупо повторил вслед за мной Павлик.
– Вот именно: что у нее в руках?
– Не знаю. Сумка, наверное.
– Наверное, – согласился я. – Она ее открывала?
– А зачем?
– Павел, женщины – это не мужчины, – принялся терпеливо объяснять я. – Они ничего в карманах не носят, у них все лежит в сумочках. Если женщина идет в театр, у нее в сумочке что?
– Ну, билет, наверное.
– Правильно. А билеты когда достают?
– А хрен его знает, когда их достают. Чего вы цепляетесь ко мне?
– Не ругайся, когда со старшими разговариваешь. Билет достают, чтобы показать контролеру, а контролеры стоят почти у самого входа, у второй двери. И люди очень часто достают билеты прямо на улице и держат их в руке. Понял, к чему я веду?
– Нет, не понял. Но билеты она не доставала. Вернее, я не видел, чтобы она сумку открывала. Вроде она вышла из машины и пошла… Нет, не обратил внимания. Не помню.
Жаль. Снова никакой ясности. Был у Аллы билет или она взяла его в окошке дежурного администратора? Бестолковый какой-то свидетель этот Павлик Анташев. Больше двух месяцев выслеживал новую папину жену и так и не выяснил, есть у нее любовник или нет. Даже насчет билетов ничего путного сказать не может. Но хоть одно хорошо: версия отпала. Павлик к убийству Аллы, скорее всего, не причастен. Впрочем, не мне решать. Мое дело сообщить Хвыле о результатах, а там пусть сами разбираются.
***
– Познакомься, Игорь, это Саша Вознесенский, журналист из «Независимой газеты».
– Очень приятно.
Я пожал руку гостю, имеющему тихий и застенчивый вид романтического двоечника. Знаете, есть такие мальчики в каждом школьном классе, которые по одним предметам получают пятерки, а по другим – двойки и тройки, но не потому, что они тупые, а потому, что искренне полагают, будто одни предметы суть обязательны для познания мира и своего места в нем, а другие совершенно бесполезны. Они – романтики, наивно полагающие, что уже все поняли про мировое устройство, и просто странно, что все остальные люди этого не понимают, и им нужно только объяснить, и тогда все будет здорово, в мире воцарятся добро и всеобщая гармония, войны прекратятся и настанет рай на земле.
Саша Вознесенский, которого привела в мой дом тележурналистка Катя Кибальчич, хотел встретиться со мной. Уж не знаю зачем, но Катя очень просила не отказывать. Он смотрел на меня испуганными глазами через толстые стекла очков, беспрестанно курил и говорил негромко, как-то вяло и почему-то просительно. Меня это немало удивило. За годы существования группы «Ночные рыцари» и моей дружбы с Борей Безрядиным я журналистов перевидал видимо-невидимо, и просительных интонаций я что-то ни у кого не слыхал, не говоря уже о том, что не видел испуганных глаз. Журналисты, с которыми мне доводилось общаться, все как на подбор были активными, уверенными в себе, быстрыми в движениях и убежденными в том, что и без того все знают, просто коль уж существует такой жанр «интервью», то следует задавать вопросы и выслушивать ответы, которые, в сущности, никому не нужны. Может, на самом деле эти ребята такими и не были, но впечатление производили именно такое.
– Я хотел бы сделать материал о том, почему убивают бизнесменов и их близких, – путано объяснял Саша, моргая зеленовато-серыми глазами. – Но не в том смысле, что вот их убивают из-за того, что деньги не поделили…
– А в каком смысле? – поинтересовался я.
Катя кинула на меня умоляющий взгляд, дескать, не сбивай парня, видишь, он волнуется. Журналист, который волнуется, – это для меня что-то новенькое. Впрочем, я, наверное, несправедлив, ведь я имел дело только с теми акулами пера, которые пишут о шоу-бизнесе и современной музыке. Эти-то вообще никогда не волнуются. А мой нынешний гость, судя по всему, из какой-то другой когорты, для которой волнение – вещь не такая уж из ряда вон выходящая.
– Понимаешь, Игорь, меня жутко раздражает, когда поднимается шум: вот, мол, бизнесмена убили или там депутата какого-нибудь, ах, ох, караул, невозможно заниматься бизнесом в этой стране, невозможно делать политику. А что, бизнесмен или депутат – не человек, что ли? Сантехника Петрова можно убить из ревности, а бизнесмена нельзя? Дворнику Иванову можно отомстить за старую обиду, а депутату нельзя? И их профессиональная деятельность тут совершенно ни при чем.
– Согласен, – кивнул я. – Так в чем проблема? Напиши, что думаешь.
– Мне нужен материал, живой материал, понимаешь? Катя сказала, что ты занимаешься убийством жены предпринимателя Анташева. Я хочу на этом примере сделать материал. Может, ты мне еще что-нибудь интересное расскажешь или с нужными людьми сведешь? А, Игорь?
– Во-первых, убийством жены Анташева я не занимаюсь, я участковый, а не следователь и не опер. И преступление идет не по моей территории. А во-вторых, откуда ты знаешь, что жену Анташева убили по личным мотивам, а не из-за мужниных дел? У тебя есть информация?
Саша неуверенно посмотрел на меня и чихнул. Потом второй раз. Потом третий.
– Простыл? – сочувственно спросил я.
Взгляд его стал совершенно затравленным и уперся в Дружочка, вальяжно развалившегося у меня на коленях.
– Игорь, ты прости, но у меня аллергия на кошек. Я еще минут тридцать буду чихать, потом глаза начнут слезиться.
– Да, Игорек, – встряла Катя, – поэтому ты его не сбивай, ладно? Пусть он все скажет, вы быстренько договоритесь, и Саша уйдет. А то потом такое начнется!
Вот Катюха – это да, это я понимаю. Настоящая журналистка, быстрая, энергичная, изо рта кусок вырвет. Но как вам нравится это «Саша уйдет»? Не «мы уйдем», а Саша, видите ли, уйдет. А она что, планирует остаться? Хорошо бы, вообще-то, и у меня спросить.
– Игорь, я перейду прямо к делу, ладно? Катя права, нужно все решить побыстрее, а то дело может до «неотложки» дойти. В общем, я знал Аллу. Давно, лет семь назад, когда она была моделью. И я совершенно уверен, что вот ее-то как раз убили по личным мотивам, а не из-за анташевских денежных дел.
– Почему ты так уверен?
– Уверен – и все. Я знаю, что она за человек. Она давала миллионы поводов ненавидеть себя. Миллиарды.
Ну вот, а я тут только что распинался, что Саша какой-то неуверенный. Ни хрена ты в людях не разбираешься, Дорошин. А еще участковый, за жилой сектор отвечаешь. Гнать тебя надо поганой метлой. И место твое – в ветеринарной клинике, вахтером. Поближе к твоим любимым кошкам, подальше от людей, и чтобы ни за что не отвечать. Мой гость знал, что идет в дом, битком набитый кошками, и понимал, что с его аллергией делать этого не следует. И все-таки пришел, и сидит здесь, и пытается мне что-то объяснить, ожидая каждую минуту начала приступа, который может пройти в легкой форме, а может развиться в такое – боже, не приведи. Отсюда и взгляд испуганный, и речь путаная.
И Саша Вознесенский сразу стал мне ужасно симпатичен просто в силу своего мужества, хотя и умело скрытого. Но Катюша права, беседу надо сворачивать или даже переносить в другое место. И перво-наперво следует отнести Дружочка в другую комнату и закрыть все двери, чтобы ни один звереныш сюда не проник. Хотя это им не понравится, и минут через десять у закрытых дверей начнется скандал с истошным мяуканьем и остервенелым царапаньем. Кошки, как известно, не терпят, когда им ограничивают доступ в какую-либо часть подведомственной территории. Они – хозяева участка и должны иметь возможность полностью контролировать его. Ничего, перетопчутся.
Освободив помещение от источника аллергенов, я закрыл двери и вернулся к гостям.
– Ты хочешь сказать, что Алла Сороченко была, мягко говоря, не очень хорошим человеком?
– Нет, этого я сказать не хочу. Она не была плохим человеком. Она была такой, какой была. Алка никому не хотела зла, она не хотела никому навредить специально, понимаешь? Просто она шла по жизни так, что ее ненавидели. Она думала только о себе, о собственных удобствах и выгодах, а на то, что при этом кто-то страдает, ей было глубоко наплевать. Она об этом даже не задумывалась и поэтому страшно удивлялась, когда вдруг узнавала, что кто-то имеет на нее зуб. Ей ведь даже в голову не приходило, что то, что она делает, может вызывать в ком-то ненависть. Я давно хотел сделать материал о заказных убийствах по личным мотивам, но как-то руки не доходили, а когда вчера узнал про Аллу, понял, что на ее примере можно красиво поиграть. Вы ведь наверняка решили, что убийство направлено на запугивание ее мужа, Анташева. Да?
– Я убийством не занимаюсь, – напомнил я. – Но те, кто им занимается, действительно разрабатывают именно эту версию.
Меня раздирали сомнения. Иван Хвыля ясно дал мне понять, что подозреваемым номер один является Павел Анташев, который захотел избавиться от жены отца из ненависти, но ведь не личность Аллы тому виной, а исключительно личность папеньки, лишившего сыночка значительной части благосостояния. Если версия с Павликом не пройдет, на очереди есть и другие, связанные с бизнесом Анташева, и этим уже параллельно занимаются сам Хвыля и его коллеги. Личность Аллы в этих версиях даже не рассматривается, и именно поэтому я попросил Светку Безрядину покрутиться на светских раутах и послушать, что просвещенная публика рассказывает об убитой красавице. И именно с этой версией ко мне сейчас пришел Саша Вознесенский. Как поступить? Послать его подальше? Или прицепить к Светке, пусть работают на пару? И ему выгода, и мне польза.
По Сашиной щеке потекла большая мутная слеза, и я понял, что с изгнанием Дружочка я припоздал, все уже началось и нужно поскорее сворачивать переговоры. Времени на раздумья не оставалось, и я позволил симпатии к журналисту взять верх над здравым смыслом.
– Ты знаешь группу «Ночные рыцари»? – спросил я.
– Конечно. Кто ж ее не знает, – усмехнулся Саша, вытирая платком глаза и хлюпая носом.
– У них есть продюсер, Борис Безрядин. * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 21:56 | Сообщение # 21 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 20
– Знаю.
– А у Бори есть жена Светлана, моя старая подруга. Если хочешь, я вас познакомлю, походишь вместе с ней по разным тусовкам, пособираешь сплетни об Алле.
– А она согласится?
– Саша, она уже согласилась, потому что я сам ее об этом попросил. Я хоть и участковый, но все-таки милиционер, поэтому я не буду рассказывать тебе, что к чему, просто прими как факт: я подумал, что Аллу могли убить не как жену предпринимателя Анташева, а как бывшую супермодель, красавицу Аллу Сороченко. Поэтому я попросил Свету собрать для меня сведения о ее личной жизни и ее поступках за последние годы. Если тебя такой вариант устраивает – соглашайся, если нет – извини, больше ничем помочь тебе не смогу. Но с одним условием: ни с кем, кроме меня и Светланы, не обсуждать то, что ты узнаешь.
– А со мной? – снова встряла Катя.
– И с тобой – особенно, – улыбнулся я. – До окончания следствия, разумеется.
– Почему это со Светланой можно обсуждать, а со мной нельзя? – попыталась обидеться она.
– Потому что Света и так все будет знать. Катя, если ты собираешься перечить мне в служебных вопросах, то мы с тобой больше никогда ни о чем не договоримся. Тебе ведь и для канала «Культура» надо материалы делать, и для МузTV, и «Рыцарей» снимать. Так вот, одного слова Бори Безрядина будет достаточно для того, чтобы в мире искусства и в шоу-тусовке с тобой никто никогда не имел никаких дел. А для Бори достаточно одного моего слова. Ты меня поняла?
Теперь она уже всерьез собралась обидеться, но через пару секунд передумала. Все-таки Катюша Кибальчич была настоящей журналисткой, для которой интересы дела всегда на первом месте, а личные обиды – это так, ерунда, о которой даже думать не стоит.
– Поняла, Игоречек, – она весело улыбнулась. – А с женой Безрядина мне можно познакомиться?
– Зачем? – не понял я. – Ты же с ней знакома, она была на съемке, когда ты делала материал про «Рыцарей».
– Ну, это не то, – протянула Катя. – Там я с ней знакомилась как журналистка с телевидения, а ты меня представь как свою подругу. Это же совсем другое дело.
– Хочешь вытянуть из нее интимные подробности про Бориса?
– Ну, Игоречек…
По Сашиным щекам слезы лились уже Ниагарским водопадом, еще чуть-чуть – и платок придется сушить в стиральной машине.
– Ладно, – сдался я, – все равно нужно Сашу отсюда выводить. Пошли. Катя, бери Сашу, одевайтесь и ждите меня на лестнице. Мне нужно переодеться и позвонить Светлане.
Ах, какой я молодец! Как ловко я вывернулся из ситуации «Саша уйдет, а я останусь». И не в том дело, что я не хотел, чтобы Катя осталась. Против этого я совсем даже не возражал. Но я терпеть не могу, когда кто-то принимает решения за меня. От этого я зверею.
К счастью, Светка оказалась дома и согласилась принять нашу компанию «на чашку чаю». Я быстренько сменил домашние, потрепанные кошачьими коготками джинсы на тоже джинсы, только поприличнее, выскочил в прихожую одеваться и чуть не сбил с ног Катю, с растерянным видом стоящую босиком над своими ботиночками. Дверь на лестницу распахнута, Саша стоит на площадке с неизменной сигаретой, а Катя почему-то до сих пор здесь.
– В чем дело? Почему ты не обуваешься?
– Там… это…
Она протянула мне ботинки, и я все понял. То ли мои звери отомстили мне за запертые двери, то ли им конкретно Катя не понравилась, но маленький, тридцать третьего, наверное, размера ботиночек, изящный, модный, с длинным узким носком, был использован кем-то из котов в качестве сортира. Ну что ж, неоригинально, такое уже бывало. И, что характерно, всегда с женщинами. К мужчинам мои звери куда более лояльны. Я метнулся к телефону.
– Погоди минутку, я позвоню Светке, может, у нее найдется пара обуви твоего размера.
– Да откуда у нее, – Катя чуть не плакала от досады, – она же огромная, и нога у нее, наверное, сорок пятого размера.
– Не преувеличивай, – я быстро нажимал кнопки, – и потом, у Светки есть дочь. Что-нибудь придумаем.
К счастью, обувь у Светки нашлась. Правда, не такая остромодная, как у Кати, но все-таки спортивные ботинки, из которых ее дочь Лена выросла года два тому назад, были дорогими и в хорошем состоянии. Ботинки должен был минут через пять притащить Севка, младший сын Безрядиных. В ожидании обуви мы расположились живописной группой: Катя – на стульчике в прихожей, Саша и я – на лестничной площадке.
– Черт, ботинки жалко, я три месяца гонорары копила, впроголодь жила, чтобы их купить, – причитала расстроенная Катя. – Куда их теперь девать? Носить нельзя, они воняют. Их же не постираешь… Только выбросить остается.
– Ну и выброси, – посоветовал флегматичный Саша.
– Я тебе новые куплю, – пообещал я.
– Ну да, ты купишь. – Она вздохнула. – Знаешь, сколько они стоят? Тебе столько за год не заработать. Вот не зря я всю жизнь кошек не любила, прямо как чувствовала, что рано или поздно они мне какую-нибудь подлянку сделают.
Значит, Катя не любит кошек… Жаль. Придется огорчить мамулю. У Катюши в моем доме перспектив нет. Даже если лично я смогу смириться с ее нелюбовью к моим зверям, то сами звери ей этого не простят. А обмануть их невозможно, они отношение к себе чувствуют за километр.
На самом деле заработать Кате на новые ботинки я мог за полчаса, но в этом не было необходимости, потому что деньги у меня пока еще были. Не был бы я таким ленивым, давно бы уже стал миллионером. Я неплохо умею зарабатывать, но в искусстве транжирить деньги мне вообще равных нет. Если у меня что-то пачкается, ломается или выходит из строя, я прикидываю, что находится ближе: место, где это можно починить, или место, где можно купить новую вещь. И если оказывается, что новую вещь купить проще, чем приводить в порядок старую, я не раздумывая достаю кошелек или кредитную карту. Вот и получается, что зарабатываю я много, и трачу тоже много, и при моих немалых доходах миллионером мне никак не стать.
А все почему? Потому что я упорно не желаю делать то, что мне неинтересно. Не хочу я записывать партитуры как положено, не хочу делать аранжировки, я сочиняю мелодию и отдаю ее Борису. Он мне платит, платит щедро, грех жаловаться, и с каждого исполнения песни мне капают денежки как одному из авторов. Но именно как «одному из», хоть и главному. Потому что из-за моей неорганизованности и патологического свободолюбия Борис вынужден отдавать мои мелодии другим музыкантам, которые записывают партитуру, делают аранжировки и тоже считаются авторами. А ведь все эти деньги мог бы получать я один.
– А почему ты не любишь кошек? – спросил Саша. – Что они тебе сделали?
– Они – предатели, – сердито ответила Катя. – Я здесь, в Москве, подобрала котенка, он был бездомный, жалкий такой, голодный. Я его вырастила, он классным котом стал, красавец, шерсть густая, глаза сверкают. Загляденье. Казиком назвала, Казимиром. А летом поехала домой, к родителям, в отпуск, и его с собой взяла, не с кем было оставить…
– Погоди, а ты что, не москвичка? – удивился Саша.
– Да нет же, я из Белоруссии, я тебе сто раз говорила, а ты все время забываешь. Ну и вот, я его привезла домой, в Минск, и мы поехали на дачу, к бабушке. И бабушка в него влюбилась насмерть. Главное, соседки все бегают на кота смотреть и причитают: ах, Эва Евгеньевна, какой чудный котик, да какой красавец, да какой умница, да какие у него глазки, да какие ушки, да он все понимает, только сказать не может. Бабушке, конечно, приятно, но это я еще могу понять. Но Казик – это вообще! Сволочь такая! Млеет, слушает, что про него говорят, то одним бочком повернется, то другим, ушами шевелит: мол, говорите еще, говорите, хвалите меня, рассказывайте, какой я замечательный. Представляете? Гаденыш.
– Да почему же гаденыш-то? – удивился я. – Нормальная реакция. Как говорится, доброе слово и кошке приятно.
– Да потому, что через две недели, когда я собралась уезжать, он не дался. Я его пытаюсь в сумку засунуть, а он вырвался, убежал и спрятался. Три часа искали, я чуть на самолет не опоздала. Думала, с ним случилось что-нибудь, собаки бездомные задрали или мальчишки поймали, в общем, напридумывала себе всякого и всю дорогу в аэропорт в машине проревела. А перед самой посадкой бабушка позвонила на мобильник и говорит, что, как только машина отъехала от дома, Казик нарисовался, к ней на колени запрыгнул и давай мурлыкать. Предатель! Продал мою любовь за комплименты. С тех пор я всех кошек ненавижу.
Я с трудом сдерживал улыбку. Катины переживания были мне понятны, и обида ее была понятна, но все-таки это было ужасно по-детски! Разве можно мерить кошек человеческими мерками? Разве можно требовать от них человеческих чувств? Только в детстве мы живем в мире сказок, которые начинаются словами: «Давным-давно, когда звери еще говорили…» Но звери не говорят. И не думают так, как мы. И не чувствуют, как люди. А Катя осталась, в сущности, совсем ребенком, для которого кошка – это тот же человек, только с другой внешностью, и на него можно обидеться, и можно его ненавидеть, и можно ждать от него каких-то поступков и расстраиваться, когда ожидания не оправдались.
Открылись двери лифта, появился двенадцатилетний Сева с ботинками в руках. Катя обулась, и мы стройными рядами двинулись в соседний подъезд пить чай со Светкиными пирожными.
***
Об участии Саши Вознесенского в Светкиных культпоходах мы договорились быстро, и беседа давно уже вышла за рамки обсуждения убийства Аллы Сороченко. Дорвавшаяся до источника информации Катя впилась в жену известного продюсера Безрядина и всеми силами пыталась выудить из нее никому не известные подробности жизни Бориса и группы «Ночные рыцари». Катюша, наверное, хорошая журналистка, но куда ей со Светкой тягаться! Даже если бы моя соседка была не особенно умна, все равно она прожила почти в два раза дольше и жизненного опыта накопила, соответственно, в два раза больше. А ведь Светка – редкостная умница, так что на кривой козе ее фиг объедешь. Саша из профессиональной солидарности кинулся помогать коллеге, бомбардируя Свету вопросами, но делал это как-то без души, что ли, одним словом, было видно, что мысли его заняты чем-то другим и современная рок-музыка ему вовсе не интересна. Ну, оно и понятно, он ведь в своей ужасно независимой газете ведает приложением «Экслибрис», то есть занимается исключительно книгами. А вот я, воспользовавшись тем, что на меня перестали обращать внимание, вернулся к размышлениям об убитой жене бизнесмена. Иван Хвыля – спасибо ему за это – позвонил и сказал, что на всякий случай проверил записи дежурного администратора театра, у которого перед спектаклем зрители получают билеты, «оставленные на фамилию». На фамилию Сороченко или Анташева (ну, мало ли…) никто из участников спектакля билетов не оставлял. Итак, что мы имеем с гуся? Алла пришла на премьеру оперы одна, предварительно купив билет в кассе. Из чего это следует? Из того, что в момент убийства, когда она упала на землю, никто не кинулся к ней с криками «Алла! Алла! Боже мой!», что обычно происходит, когда рядом есть кто-то из знакомых. Действительно ли она была одна или все-таки у нее был спутник или спутница, которые почему-то (что само по себе очень подозрительно) сочли за благо знакомство не афишировать и с места преступления скрыться? Хороший вопрос. Это крайне маловероятно, если вместе с Аллой в театре была женщина, хотя тоже не исключается, если она причастна к убийству. А вот если она была с мужчиной, то вполне естественно, что он никак себя не проявил и даже, скорее всего, не выходил вместе с ней на улицу, потому что было известно, что у входа ее встречает водитель-охранник Николай Кузнецов. То есть можно предположить, что Алла была в театре с любовником. Его нужно обязательно найти, и в этом мне должна помочь Светка. В тусовочном мире обязательно кто-нибудь знает его имя, и имя это непременно всплывет. Итак, вариантов получается целых четыре: Алла была на спектакле одна; она была с любовником; она была с некой дамой, причастной к готовящемуся убийству; она была с мужчиной, тоже к этому причастным. Три последних варианта будут проверяться сведениями, которые добудут для меня Света и Саша. А вот как проверить первый?
Пойдем с другой стороны. Где Алла взяла билет на премьеру? Купила в кассе или получила от кого-то из артистов или музыкантов. Участники спектакля дружно утверждают, что никто Аллу Сороченко не знает и билетов ей не оставлял, не передавал, не дарил и на спектакль ее не приглашал. Значит, она не из числа личных друзей. Что остается? Круг заинтересованных профессионалов – критиков, театроведов, музыковедов, к коим бывшая модель ну никак не относится. Круг приезжих, которые хотят походить по московским театрам, все равно по каким, и к ним Аллу тоже причислить нельзя. Есть еще круг тех, кто ходит в театр за компанию, пригласит кто-нибудь, купит билеты – чего ж не пойти? Но если Алла была одна, то этот вариант не проходит, а если пришла в театр с нейтральными знакомыми, то где они, почему никак себя не проявили на месте убийства? И последний круг – истинных любителей, которые готовы бежать в любую погоду за тридевять земель, чтобы послушать любимую оперу или любимого исполнителя. Неужели Алла именно такая? Чудны дела твои, господи. Впрочем, я знаю о ней так мало, что вполне могу допустить и такой изыск. Может быть, она училась музыке, собиралась стать певицей, но по каким-то причинам не сложилось, голос подвел или судьба пошла по другой дорожке, перевесила красивая внешность, замаячили большие деньги в модельной перспективе… Мало ли как могло пойти. А любовь к опере осталась. Правда, Хвыля сказал, что спрашивал об этом у ее мужа Анташева, и тот с уверенностью ответил, что классической музыкой Алла не интересовалась и зачем она пошла на оперу – представления не имеет. Но ведь пошла же зачем-то! Мелькнула шальная мысль о том, что Алла работает на иностранную разведку и в театре у нее была назначена встреча с резидентом или агентом, но я тут же одернул себя и заставил вернуться на грешную землю. Хотя мысль сама по себе не так плоха, как кажется на первый взгляд, ибо в нее хорошо вписывается и то, что она была в театре одна, и убийство, которое выглядит как заказное, то есть профессионально исполненное. Но делиться этой мыслью с Хвылей я не стану, не хочу быть посмешищем.
Есть еще одна лазейка, в которую можно попытаться протиснуться, чтобы понять, что привело Аллу в театр. Она не покупала билет в кассе, а пришла по чужому билету. Знаете, как это бывает? Артист приглашает знакомого на спектакль и говорит, что у дежурного администратора будет лежать билет на его фамилию, к примеру, Васькин. А Васькин идти на спектакль не хочет или не может, ему неинтересно, дела у него, времени нет или заболел. И он предлагает кому-то пойти вместо него. Подойди, говорит, к окошку администратора, там лежит билет на фамилию Васькин. И человек по фамилии Петькин идет слушать оперу по билету, предназначенному для Васькина. Артисты искренне утверждают, что никакого Петькина не знают. И что получается? Зато Петькина знает Васькин, который на спектакль не пришёл, но может объяснить, почему Петькину захотелось послушать оперу и с кем он собирался туда пойти. Ведь оставляют, как правило, по два билета, очень редко кто ходит в театр в одиночестве. Значит, нужно искать Васькина. А для этого придется заново опрашивать всех участников спектакля и выяснять, все ли, кому они оставляли билеты у администратора, пришли или кто-то не смог, а потом у тех, кто не смог прийти, выяснять, предлагали ли они кому-нибудь пойти вместо них. Вот морока-то! И главное – сделать невозможно, потому что оперативники заниматься этим совершенно точно не станут, не тот масштаб, трудозатраты огромные, а в результате они получат ответ на вопрос, почему Алла Сороченко была в театре и была ли она там одна или с кем-то, а информация эта ИМ сто лет не нужна, ведь они разрабатывают версию об убийстве из корыстных побуждений, целью которого являются деньги Анташева, а не Алла как таковая с ее сомнительной любовью к итальянской опере и хорошему вокалу. Этим заняться мог бы я сам, тем более я многих артистов знаю, но кто же мне позволит? Не та территория, не та должность, не тот круг должностных обязанностей. Как только я сунусь в театр, мне тут же по шапке надают, сперва оперативники и следователь, которые ведут дело, за самодеятельность, а потом и папенька – за то, что позорю его своим низким профессионализмом и природной глупостью. Плавали, знаем.
Я методично поглощал пирожные, запивал их чаем и с тревогой замечал, что Светка нервничает все больше и больше. Она не выпускала из рук телефонную трубку и, мило улыбаясь и отвечая на вопросы журналистов, вернее, ловко уворачиваясь от прямых ответов, то и дело набирала номер, но ни с кем не разговаривала. После каждой такой попытки дозвониться она становилась чуть бледнее, чуть напряженнее, и я понимал, что происходит. Она пытается дозвониться Борису. Ах, бедная Светка! Только я один понимал, что с ней происходит.
Борис был болен. Как выяснилось, неизлечимо. Сначала его замучили головные боли, он наблюдался у невропатолога, который и настоял на том, чтобы провести ядерную магнитно-резонансную томографию. Оказалось, что у него аневризмы сосудов головного мозга, причем неоперабельные. Местонахождение аневризм таково, что при операции могут быть повреждены жизненно важные центры, и ни один хирург не брался оперировать, ни у нас в стране, ни за рубежом. Заболевание протекает бессимптомно, просто голова болит – и все, но если происходит разрыв аневризмы, то в лучшем случае наступают инсульт и паралич, а в худшем – сами понимаете что. И случиться это может в любой момент, если будет спровоцировано повышение внутричерепного давления. То есть опасность представляет буквально все: тяжелая простуда, грипп, стресс, опьянение, травмы, авиаперелеты – да что угодно. Вот уже четыре года Светка и Боря живут с пониманием, что каждую секунду может наступить конец. И каждый раз, когда Борис не отвечает на звонки, Светка сходит с ума. А ведь что такое мобильный телефон? Въехал в тоннель – и он уже отключился, вошел в лифт – то же самое. Если Света ухитрялась позвонить мужу именно в этот момент, у нее начиналась паника. Да, она все понимала про лифты и тоннели, но точно так же понимала, что с Борисом могла приключиться беда и при падении он повредил телефон, который теперь не работает. Не лучше бывало и в те моменты, когда телефон работал, но Боря не отвечал. Опять же Светка понимала, что он мог оставить телефон где-то на несколько минут, да в туалет пойти, в конце концов, но ведь причина Борькиного молчания могла оказаться и иной. Одним словом, ее жизнь превратилась в нескончаемый ад. Надо отдать должное Борису, он, когда мог, регулярно, раз по пятнадцать в день, отзванивался жене, просто чтобы сказать, что с ним все в порядке, но такие систематические звонки не всегда бывали удобны. Когда ты один – делай что хочешь, а когда ты на людях? Как ты будешь объяснять, что каждые полчаса звонишь жене? Что о тебе подумают? В этом и состояла основная трудность их нынешней жизни: о болезни Бориса, кроме него самого и Светы, знали только два человека – врач и я. Таково было принятое Безрядиными решение, и пока оно оставалось неизменным. Ни родители Бориса, ни дети, ни тем более посторонние ничего не знали. В принципе, логика была мне понятна, хотя я ее и не поддерживал: никто не будет иметь дело с продюсером, который в любую секунду может… ну, сами понимаете.
Повседневная жизнь Безрядиных претерпела самые радикальные изменения, из нее были исключены все возможные факторы риска. Борис не летал самолетами, куда мог – добирался на поездах и перекладных, а туда, куда поезда не ходили совсем, не ездил, посылая вместо себя доверенного человека. В периоды эпидемий гриппа не появлялся в общественных местах, где велика вероятность заражения вирусом, отказывался от посещений ресторанов, приемов, избегал людных мероприятий. Он «правильно» одевался, чтобы не простудиться, не сидел на сквозняках, не пил кофе и не употреблял алкоголь. Он перестал водить машину и нанял шофера, чтобы, во-первых, не нервничать в дорожной ситуации, а во-вторых, сидеть на самом безопасном пассажирском месте – правом заднем, дабы в случае аварии максимально снизить риск травмы головы. За ним прочно закрепилась репутация человека с большими странностями, но он считал, что это в любом случае лучше, нежели понимание, что с ним нельзя строить долгосрочные планы и затевать проекты.
Четыре года назад, когда Борису поставили диагноз и выяснилось, что операцию делать никто не берется, я принял удар на себя. В самом прямом смысле слова. Светке понадобилось около месяца, чтобы осознать случившееся и принять его. Весь этот месяц я не отходил от нее, все мои рубашки и джемпера промокли от ее слез, язык распух от беспрестанных разговоров, уговоров и утешений, а душа моя изболелась от жалости и к ней самой, и к ее мужу. Борька в это время был в США, куда уехал, чтобы проконсультироваться у известного хирурга. Это была их последняя надежда, рухнувшая, когда Боря позвонил и сказал, что ничего сделать невозможно. И еще он сказал, что у него сейчас трудный период и он останется на месяц у друзей, живущих в Майами, постарается отвлечься, привести в порядок мысли, не говоря уж о том, что теперь он боится лететь самолетом. Он и туда-то лететь боялся, но его подстегивала надежда на то, что его оставят в клинике, прооперируют и обратно он будет возвращаться здоровым человеком. Теперь же выяснилось, что здоровым ему не стать, а лететь в Россию все же придется, и ему требуется время, чтобы набраться мужества для этого перелета, который может оказаться последним в его жизни. В общем, Светке было понятно, что он не хочет возвращаться, пока не придет в себя, потому что не хочет, чтобы жена, дети, друзья и знакомые видели его в таком чудовищном душевном состоянии. И она не возражала против того, чтобы он остался пожить месячишко в Майами, на океанском побережье.
Но только если Борька остался в Штатах у друзей, которые были в курсе его проблемы и готовы были ее обсуждать, сочувствовать и поддерживать его морально, то Светка в Москве осталась со своей бедой практически один на один, если не считать меня. Она не могла жаловаться подружкам, она боялась выходить в свет и появляться там, где есть знакомые, потому что знала, что не сумеет скрыть обрушившегося на нее горя. Дома она как-то держалась, чтобы дети ничего не заметили, а когда они уходили в школу, прибегала ко мне рыдать. Я взял отпуск и сидел со Светой целыми днями, сначала в своей квартире, а потом, к вечеру, когда ей нужно было появиться дома, мы вместе шли к ней. Уходил я только тогда, когда она, напившись снотворного, доползала до спальни и валилась на кровать.
В один прекрасный день она пришла и сказала:
* * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 21:57 | Сообщение # 22 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 21
– Боря взял билет, он прилетает через три дня. Игорек, я сейчас вслух скажу одну вещь, только ты не смейся. Мне обязательно нужно сказать это вслух. Можно?
– Говори.
Светка помолчала немного, потом повернулась к окну и громко сказала, глядя в небо:
– Господи, я верю, что ты меня слышишь. Если Борис долетит домой живым, я скажу тебе спасибо и с той минуты буду благодарить тебя каждый день, каждый час за то, что мой муж прожил этот день и этот час. Я больше не буду плакать и рвать на себе волосы, я не буду впадать в отчаяние, потому что верю, что Боря проживет столько, сколько ты ему отмерил. Как сказал Иисус: «Отче, пусть меня минует чаша сия, впрочем, не как я хочу, но как Ты». Пусть будет так, как ты захочешь, а я буду благодарить тебя за все, что ты нам даешь.
У меня в тот момент горло перехватило, и я, здоровенный двадцативосьмилетний мужик, с трудом удержался от слез. Светка повернулась ко мне, и я увидел, что лицо у нее спокойное и просветленное.
– Знаешь, я много думала, – медленно сказала она. – Я ничего не могу изменить с Бориной болезнью. И никто не может. Но я могу продолжать быть счастливой. Я могу не позволить горю изуродовать нашу жизнь и нашу семью. Я могу сохранить душевный покой детей и Бориных родителей. Я могу сделать так, чтобы Боре было легче. И я все это сделаю, чего бы мне это ни стоило.
Она сдержала слово. За четыре года я больше ни разу не видел ее плачущей из-за Борьки. Света всегда улыбалась, с готовностью смеялась над шутками и анекдотами, радовалась жизни, заботилась о муже и детях и каждый раз, услышав по телефону голос Бориса, говорила: «Спасибо тебе, господи». И только я один знал, что творилось в ее душе, когда Борис не отвечал на звонки, и чего ей стоило в такие минуты продолжать улыбаться, поддерживать разговор и не показывать охватывающего ее ужаса. Она стала настоящей мастерицей уверток, потому что надо же было как-то объяснять и детям, и знакомым, почему они перестали отдыхать на средиземноморских курортах и почему больше не ездят зимой в Альпы кататься на горных лыжах, почему Борис не полетел с «Ночными рыцарями» на конкурс Евровидения и почему не выпил даже глотка водки на поминках давнего доброго знакомого. При этом ссылаться на проблемы со здоровьем никак нельзя, вот и крутись, как умеешь. И Света научилась. Научилась врать, научилась держать лицо и быть искренней и заинтересованной собеседницей даже тогда, когда Боря не отвечал на звонки. Она научилась быть счастливой и радоваться каждому дню, прожитому вместе с мужем, но я знал, что достигается это счастье постоянной, ежеминутной, невероятно тяжелой душевной работой.
Вот и сейчас она поддерживала легкую веселую беседу с журналистами, но мне, знавшему ее без малого два десятка лет, были видны и окаменевший от напряжения подбородок, и потемневшие от страха глаза.
Разговор мягко соскользнул с «Ночных рыцарей» на меня, причем самым неожиданным образом. Катя спросила, откуда появилась традиция в торжественных случаях дарить котят. Светкины глаза на мгновение расширились.
– Вспомнила! Ой, Игорек, я вспомнила, что должна была у тебя спросить в тот раз.
Ну слава богу, не прошло и года.
– Боря просил узнать, не ожидается ли у тебя прибавления, а то к Новому году начнутся всякие торжественные мероприятия.
– Нет, пока не жду. Аринка взяла тайм-аут, – пошутил я.
Пришлось объяснять Кате, что традиция зародилась, когда Арина в первый раз принесла котят. Я решительно не знал, что с ними делать, поскольку ни в каких фелинологических клубах не состоял, а мысль продавать котят в подземном переходе казалась мне почему-то кощунственной, хотя своего Ринго я именно так и приобрел. В помете было пять котят, двоих я пристроил знакомым, а судьба троих так и подвисла в неопределенности, когда на помощь пришел Борис.
– Слушай, – заявил он, выслушав очередную порцию моих стенаний, – а давай их подарим победителям конкурса, у нас как раз через две недели итоговый концерт, будет большая тусовка и вручение призов. Три котенка – как раз три первых места. А что? Может получиться красиво: дорогой приз, к нему роскошная корзина с цветами, а в корзине – очаровательный котенок, породистый, чистенький. Можно еще, бантик какой-нибудь ему привязать. Это хорошая фишка.
– А если этот твой победитель на следующий день выбросит котенка на улицу? – опасливо спросил я.
– Ты что! – фыркнул Боря. – Это же приз, его при всем честном народе вручали, все видели. Победители начнут звездный путь, у них будут брать интервью и обязательно станут спрашивать про котят. Как вы его назвали, да как он кушает, да как растет? И как они будут выглядеть, если не смогут предъявить своего кота? Ты что! Они за твоих котят будут двумя руками держаться, даже если кошек в принципе не любят.
Таким образом проблему личной жизни кошки Арины мы решили раз и навсегда. Конкурсов и прочих подходящих мероприятий в жизни музыкального продюсера Бориса Безрядина было великое множество, посему романтическим порывам Арины и Дружочка я не препятствовал. Котята попадали в хорошие руки, за их судьбой бдительно следили и журналисты, и лично Света Безрядина, активно участвующая в делах мужа, а в последнее время получить в подарок котенка «от Безрядина» стало даже престижным. Во всяком случае, если кому-то зверя не доставалось, это порой становилось поводом для обиды или интриг: мол, этому подарили, а тому не подарили, наверное, это неспроста. Но Борина неожиданная идея принесла плоды еще и моему постоянному ветеринару, который, узнав о судьбе котят, попросил, чтобы вместе с котенком дарили и его визитную карточку. В этом был смысл: тебе дарят котенка и тут же дают визитку ветеринара, дескать, если что – обращайтесь, специалист выезжает на дом, хорошо знает и породу в целом, и особенности конкретно этой кошачьей семьи, потому как наблюдал и лечил и маму, и папу и принимал роды. Придумка оказалась эффективной, мало у кого из награжденных живым призом были собственные проверенные ветеринары, и многие обращались к моему врачу. В общем, всем сплошная выгода.
Пока мы все это рассказывали Кате, Светка дозвонилась до мужа и успокоилась. Но Катя с кошачьей темы слезать не пожелала и принялась жаловаться на моих питомцев, испортивших ей новые дорогие ботинки.
– Кать, да успокойся ты, я же сказал, что куплю тебе новые, – сердито произнеся.
– Ты знаешь, сколько они стоят? – взвилась девушка. – Обещать легко, а когда ты цену увидишь – рухнешь. Куда тебе с твоей зарплатой.
Света ловко подавила смех и подлила ей еще кофе. У Светки была своя тайна, у меня – своя. Конечно, в мою тайну посвящено куда больше народу, но только я сам решаю, когда и за счет кого расширять круг посвященных, и моя соседка всегда с этим считается. Официально авторами моих песен считаются совсем другие люди, фамилия моя нигде не мелькает, и у меня есть полная возможность скрывать то, что я хочу скрыть, столько, сколько мне нужно. Мне не нужна слава композитора-песенника, мне нужны деньги, и это всех устраивает. Авторами примерно девяноста пяти процентов того, что я сочиняю, считаются лидеры групп, которые ведет Борис, этих групп у него восемь. «Ночные рыцари» – самая громкая, самая знаменитая, занявшая второе место на конкурсе Евровидения, но у Борьки есть еще пара-тройка очень приличных в смысле раскрученности групп, остальные пока находятся в начале пути, но тоже не лишены перспективы. Наличие лидера, пишущего хиты, в составе группы работает на имидж, на популярность, и я с легкостью отдаю Боре свои творения. Он нанимает аранжировщиков, которым платит деньги, автором песни считается исполнитель, составляется договор, согласно которому все права на использование произведения переходят к продюсеру, что позволяет Борису выплачивать мне гонорар с каждого исполнения и с каждой записи и быть уверенным, что меня не обманули. Всех все устраивает, так почему бы нет? Это устраивает даже моих родителей, потому что, если бы сын великого Дорошина засветился как автор песен для рок-групп, мама с папой этого не вынесли бы. Они прекрасно знают, что именно этим я зарабатываю на жизнь, но если предать мою причастность к низкому жанру огласке, то… одним словом, как у Грибоедова, «ах, боже мой, что станет говорить княгиня Марья Алексевна».
Итак, Света молчит и улыбается, я молчу и сержусь, Катя продолжает причитать по поводу дорогих ботинок, а вот Саша Вознесенский как-то странно на меня посматривает. Кажется, он о чем-то начинает догадываться. Что ж, ему, пожалуй, можно и рассказать, но потом, и непременно при условии, что он не станет распространяться об этом. А для того чтобы быть уверенным в его молчании, мне нужно получше его узнать, так что если я решусь раскрыть ему свой секрет, то сделаю это очень и очень не скоро. Кате же я совершенно точно ничего не скажу, ведь она работает в том числе и на музыкальный канал и наверняка не сможет удержаться, чтобы не использовать эту информацию. Саше-то мой секрет до лампочки, он о книгах пишет, с заказными убийствами разбирается, а вот Катя – лицо заинтересованное.
Из гостеприимного дома Безрядиных мы ушли около полуночи. Машина, на которой приехали Катя с Сашей, стояла возле моего подъезда, так что метров пятьдесят мы прошли вместе, а потом возникла неловкая пауза. Саша, видимо, все понял и отошел на три шага в сторону, якобы покурить. Катя молча стояла и смотрела куда-то вдаль.
– Ты останешься? – спросил я. Она помотала головой.
– Меня твои коты не любят. Не хочу навязываться. Насильно мил не будешь.
Я вообще-то не дурак, то есть дурак, конечно, но не совсем. И если вначале, когда Катя только-только привела Сашу ко мне, я был уверен, что она захочет остаться у меня, то теперь я был абсолютно убежден, что оставаться она не собирается и мои коты тут совершенно ни при чем. Чем-то я, видно, ее разочаровал, что-то ей не понравилось во мне, а может быть, наоборот, что-то сильно привлекло в Саше, и сейчас она хочет не подняться ко мне в квартиру, а сесть вместе с ним в машину. Что ж, так тому и быть. Правильно она говорит: насильно мил не будешь. Да, она мне нравится, и маме моей она нравится, но у нас с ней все равно ничего путного не получится. Очень уж мы с ней разные. И кошек она не любит. Да и коты мои ее не жалуют.
– Ладно. Тогда счастливо. И имей в виду: насчет новых ботинок я говорил серьезно. Ты реши, как тебе удобнее – поехать вместе со мной в магазин или взять у меня деньги и ехать одной. Как решишь – позвони, договорились?
Она заметно повеселела, видно, ожидала, что я начну настаивать на чем-то и затею сцену, чмокнула меня в щеку, открыла машину и скользнула за руль. Я попрощался с Сашей и зачем-то долго смотрел вслед отъехавшему автомобилю, удивляясь невесть откуда взявшемуся чувству облегчения. Наверное, я никогда не женюсь.
Виртуальная переписка
Одалиска – Морю, 15 марта 2004 года
Моречко, роднуся моя!
Костик вернулся! Вчера вечером! И знаешь, мы провели такую ночь, что я выбросила из головы все мысли о его измене. Господи, какой он был ласковый, какой страстный, как соскучился по мне! У нас даже в медовый месяц так не было.
Какая я была дура, что подозревала его. Нет у него никакой бабы, я теперь это точно знаю. Я у тебя кое-чему научилась за последние месяцы и стала внимательно прислушиваться к тому, что он говорит и как говорит, и теперь могу даже немножко гордиться своими достижениями. Вот послушай.
Вчера, конечно, все было как вихрь, он едва через порог переступил – даже ужинать не стал, Дашке коробку с подарками сунул и потащил меня в спальню. А сегодня за завтраком стали про Дашку разговаривать, что она да как, и он вдруг ни с того ни с сего заговорил что-то про детские дома и про ублюдков-родителей, которые детей бросают. Я сперва похолодела. Первая мысль была: он думал о том, чтобы уйти от нас и бросить Дашеньку, а потом понял, что не сможет. Хорошо, конечно, что не сможет, но плохо, что он вообще об этом думал, значит, баба все-таки есть и он хочет с ней жить. А потом до меня дошло, я вспомнила, что многие фирмы, чтобы уйти от высоких налогов, прикрываются благотворительностью, то есть проводят по документам, что перевели больнице или, например, детскому дому большую сумму, директор детского дома это подписывает, а на самом деле покупают два стола и три стула за пять копеек, еще копеек пятьдесят отстегивают в карман самому директору, чтобы все подписал и помалкивал, а по документам-то проводят огромные суммы, которые потом освобождаются от налогов. Вот это дело он и проворачивал, когда уехал в декабре. И теперь все становится понятным. Он поехал туда перед Новым годом, чтобы проплата успела пройти прошлым годом, а там что-то не заладилось, видимо, честный человек попался, отказался от отката и выгнал его. И в конце января, пока еще не подали налоговую декларацию, Костику нашли в другом городе такой же вариант, даже еще лучший, потому что там согласились провести все документы декабрем, то есть оформить задним числом. Но это все-таки сложнее, поэтому получилось так долго.
Вот! Ну похвали меня, Моречко, скажи, какая я молодец!
Твоя Одалиска.
Море – Одалиске, 15 марта 2004 года
Одалиска!
Ты редкостная умница! Ставлю тебе пятерку и мысленно аплодирую. Почему ты не получила никакого образования? Ты же такая способная, схватываешь все на лету. Теперь ты понимаешь, что я имела в виду, когда писала тебе, что в конце года всегда много работы и возникают всякие неожиданные ситуации, которые нужно разрешать немедленно, иначе завтра будет поздно? В частности, я говорила и о таких ситуациях, как те, в которые попал твой муж.
Зайка моя, я страшно рада, что у тебя все утряслось и что ты избавилась от своих сомнений и плохих мыслей. Теперь ты видишь, как я была права, когда говорила, что нужно надеяться на хорошее и верить в хорошее, потому что подумать о плохом ты всегда успеешь.
Обнимаю тебя и целую крепко-крепко.
Море.
Одалиска – Морю, 16 марта 2004 года
Море, это катастрофа! Я нашла у него в кармане пиджака фотографию. Это женщина. А я, дура, так радовалась вчера…
О.
Море – Одалиске, 17 марта 2004 года
Да, это неприятно. Но давай подумаем, кто это может быть. Не исключаю, что любовница, но именно не исключаю, потому что в реальной жизни существует масса вариантов. Женщина на фотографии может быть кем угодно твоему Костику, а может и вообще не иметь к нему лично никакого отношения. Это просто чья-то фотография, которую его попросили кому-то передать в вашем городе, вот и все. Ты снова совершаешь ту же ошибку и начитаешь в первую очередь думать о плохом. А как же мои уроки?
Кстати, опиши мне эту женщину. Какая она, молодая, старая, красивая, ухоженная? Как причесана? Во что одета? Мне нужны детали, чтобы мы с тобой могли обсудить их и попытаться сделать выводы о том, кто она такая, из какой среды. Давай, Одалисочка, не кисни, думай о хорошем. Хотя я понимаю, как тебе тяжело. Но если я буду тебе сочувствовать и ахать над тобой, тебе легче не станет, а вот если мне удастся заронить в тебе хотя бы зерно сомнения в Костиной неверности, то тебе проще будет настроиться на позитивный лад.
Жду ответа, * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 21:58 | Сообщение # 23 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 22
Море.
Одалиска – Морю, 18 марта 2004 года
Моречко, можешь ругать меня, и будешь права. Что же я за дура такая, почему не догадалась сразу же отсканировать фотографию, когда только нашла ее? Идиотка! Посмотрела и сунула в тот же карман, где она лежала, а ведь возможность в тот момент была, Костя пошел ванну принимать, он любит подолгу в пене мокнуть, и я бы все успела. Теперь надо искать возможность, чтобы улучить момент и снова ее взять, если только он не перепрятал фотографию в другое место или вообще из дома не унес. Черт, ну надо же мне быть такой кретинкой! Почему я никогда сразу ничего не соображаю, а всегда потом, когда уже поздно?!
На всякий случай, если не смогу найти снимок, постараюсь описать тебе эту женщину. Лет 28-30, то есть она не моложе меня. Лицо простое такое, без изюминки, типа Маша с Уралмаша. Стрижка, правда, ничего, небось в парикмахерскую сходила, чтобы миленькому на фотку запечатлеться. Одета не так чтобы очень, не могу припомнить точно, какие на ней тряпочки, но что-то красненькое такое, плебейское, и сидит она на диване, ножки крестиком, якобы сексуально, короче, провинциальная потаскуха. Глухая деревня. Я вообще-то детали плохо помню, потому что у меня от злости и отчаяния тогда аж горло перехватило и в глазах почернело. Надо было снимок спрятать, пусть бы Костик думал, что потерял его, а я не догадалась. Ну ладно, что уж теперь…
Так у меня на сердце тяжело, Море, ты не представляешь! Такое чувство, что жизнь кончилась.
Целую,
Одалиска.
Одалиска – Морю, 23 марта 2004 года
Наконец-то удалось отсканировать фотографию, посылаю ее тебе. Ну и что ты о ней думаешь? Нет, я просто не понимаю, как можно было променять меня на нее! Ну что он в ней нашел, а? Вот скажи мне, ну чем она лучше меня?
Прямо злости не хватает!
Море – Одалиске, 24 марта 2004 года
Одалисочка, ты что-то на себя не похожа! Мне казалось, ты такая разумная, интеллигентная молодая женщина, а ты ведешь себя как базарная торговка. На фотографии я вижу нормальную симпатичную женщину наших с тобой лет. Да, она не производит впечатления холеной и ухоженной, поэтому я даже допускаю, что она может быть чуть моложе нас, лет 25– 26, просто у нее нет возможности следить за собой, пользоваться дорогими кремами, хорошей косметикой и услугами косметолога, поэтому овал лица уже немного поплыл и вокруг глаз видны морщинки. Ты это ставишь ей в упрек? Она живет более чем скромно, у нее нет лишних денег, это и по одежде видно, и по дивану, на котором она сидит. А по выражению ее лица рискну сделать предположение, что она не очень счастлива. Разве она виновата в том, что у нее нет такого мужа, как у тебя? И с каких это пор красный цвет стал признаком плебейства? Уж не снобка ли ты, милая Одалиска? Кстати, как ты сидишь? Расставив ноги, как большинство мужиков? Что-то я сильно сомневаюсь. Тоже небось ноги скрещиваешь.
Одним словом, ничего потаскушечного я в женщине на фотографии не вижу. И если вдруг выяснится, что она не является любовницей Кости, то как бы тебе не стало стыдно за свои слова. Не хочу морализировать и учить тебя жизни, но на этой женщине нигде не написано, что твой муж с ней изменяет тебе. Ну фотография, ну в кармане, и что? Да я тебе сто тысяч случаев придумаю, когда у мужчины в кармане оказывается фотография какой-нибудь женщины. В общем, оснований для паники я не вижу. У тебя же есть глаза, раскрой их и посмотри внимательнее: какая ты и какая она. Если Косте нравится такая женщина, как ты, то его по определению не может увлечь такая, как эта женщина. Не тот тип, не та внешность, не тот уровень. Зачем она ему? По твоему предыдущему письму я уж бог знает что подумала, действительна какая-то б… в красном и в неприличной позе. А что я вижу? Обычную женщину, уставшую от постоянных забот, с более чем скромным достатком.
Обдумай мои слова. А если будешь продолжать дурью маяться, то я тебе еще кое-что скажу. Но пока не время.
Целую тебя, моя зайка пугливая, и желаю тебе приятных мыслей и добрых чувств.
Море.
Одалиска – Морю, 26 марта 2004 года
Море, ты на меня как ушат холодной воды все время выливаешь. Только я разбегусь, чтобы прыгнуть со скалы, ты тут как тут и останавливаешь меня. Ты действительно думаешь, что женщина с фотографии не его любовница? Господи, Моречко, я бы так хотела в это верить, да я бы все на свете отдала, только бы это оказалось правдой!
После твоего письма два дня назад я немножко приободрилась. Знаешь, попыталась представить себе, как Костя с ней знакомится, имея жену и ребенка, как разворачиваются у них отношения, как они вместе засыпают и просыпаются, и поняла, что ты права. Не складывается картинка. Он очень требовательный в определенных моментах, ну, там, к белью, к пеньюарам, к духам и всякое такое, а у нее же наверняка ничего этого нет, так что она изначально не могла быть для него привлекательной. И я успокоилась на целые сутки.
А вчера он, когда мы перед телевизором вечером сидели, стал что-то комментировать по ходу фильма, как раз «Романс о влюбленных» показывали, и бросил какие-то странные слова о бабах-суках, которые своих парней из армии не могут дождаться и за других замуж выскакивают. Я сперва подумала, что он насчет фильма говорит, там как раз такая же история, но у него интонация была такая… ну как тебе объяснить? Не отстраненная. Ну вот как будто он не фильм комментирует, а свою жизнь. И я знаешь о чем подумала? Эта женщина – его давняя любовь, еще до армии, она обещала его ждать и не дождалась. То есть он ее давно знает, потом отношения у них прервались, а потом они встретились. То ли случайно, то ли он ее целенаправленно искал, то ли, может быть, она – его. И все вспыхнуло снова. Да, все правильно, он не заметил бы ее теперь, когда женат на мне, не заинтересовался бы, но если он знал ее раньше, то это совсем другое дело. Не зря же говорят, что старая любовь не ржавеет. И что мне теперь делать?
Одалиска.
Море – Одалиске, 28 марта 2004 года
Одалиска, дорогая!
Я тебя понимаю, ох, как я тебя понимаю! Старая любовь – штука очень опасная, для жен она куда страшнее, чем новая подружка. С новой подружкой всегда есть надежда, что она быстро надоест и все вернется на круги своя, а старая если за несколько лет не забылась, то дело плохо. Но не хочу тебя пугать прежде времени, давай сперва попробуем разобраться.
Во-первых, зайка моя, мы с тобой еще не окончательно убедились в том, что женщина с фотографии – Костина любовница. Все-таки еще остается вариант, что фотография имеет какую-то другую функцию, например, как я уже говорила, ее попросили передать кому-то в вашем городе. Знаешь, как это бывает? Ах, вы из такого-то города, у меня там давняя знакомая живет или родственники, вы не могли бы передать им мою фотографию, а то письмо написать все не соберусь, а мы сто лет не виделись… И все в таком духе. Или вот еще тебе вариант: Костя был в поездке не один, а с кем-то из коллег по работе, и фотография была у этого коллеги, например, это его жена или возлюбленная. Они жили в гостинице в одном номере. Коллега уехал раньше, Костя еще задержался и, когда собирал вещи, обнаружил, что коллега забыл фотографию. Например, она лежала у него в прикроватной тумбочке. Костя, естественно, взял ее, чтобы вернуть растяпе. Или так: коллега в командировке познакомился с девушкой, та подарила ему свою фотографию, коллега отнесся к роману легкомысленно и фотографию с собой домой брать не стал, зачем она ему, тем более если он женат, а Костя на всякий случай прихватил, он ведь не знал, по рассеянности ее забыли или умышленно не взяли. Хватит тебе трех вариантов или еще придумать? Я могу, у меня с этим не задержится. Одалисочка, я ведь писала тебе раньше, что была замужем и ушла от мужа, потому что он дико меня ревновал, причем почти всегда совершенно безосновательно. Говорю «почти», чтобы быть честной, у меня действительно один раз за пять лет супружеской жизни случился небольшой романчик, но именно в этот период муж ничего и не заметил, а все сцены, которые он мне регулярно устраивал, не имели под собой ни малейшей почвы. Но он, так же как и ты, в первую очередь думал о плохом, и те простые объяснения фактам, которые его так пугали, просто не приходили ему в голову, хотя мне-то казалось, что они лежат на поверхности. В общем, я здорово натренировалась в понимании того, как по-разному можно трактовать одни и те же обстоятельства.
Во-вторых, пришло время сказать тебе то, о чем я упоминала в предыдущем письме. Одалиска, твой Костя родился на свет далеко не в тот момент, когда вы с ним познакомились. Да и ты, надо думать, родилась чуть раньше. Я хочу напомнить тебе, что до момента вашей встречи вы оба жили своей жизнью, и в этой жизни были разные события и разные люди, разные переживания и разные мысли. И тебе, зайка моя, необходимо научиться с этим считаться. Нельзя выкинуть из Костиной жизни, из его памяти и его сердца все то, что происходило с ним до вашей женитьбы. И уж поскольку в его жизни были другие люди, а не только мама с папой и ты, любимая, то нужно закладываться на то, что эти люди тоже продолжают жить и могут входить в сегодняшнюю Костину жизнь, а заодно и в твою. И с этими людьми Костю связывали определенные отношения, которые нельзя вот так, в один момент, взять и зачеркнуть, и не просто нельзя, но, я считаю, и не нужно. Наша прошлая жизнь – это тот фундамент, на котором стоит наша сегодняшняя жизнь, а если из фундамента выбрасывать кирпичи, что происходит со строением? Правильно, оно обрушивается. Так что к прошлому нужно относиться бережно. Давай сделаем допущение, что женщина с фотографии – старая Костина любовь. О чем говорит тот факт, что он продолжает с ней общаться и даже пытался дать ей денег (опять же если допустить, что ты правильно трактуешь его новогоднюю поездку)? О том, что он не забывает добра, он не выбрасывает людей из памяти, он умеет хранить теплые воспоминания и быть благодарным за все хорошее, что связывает его с этими людьми. Попробуй поставить себя на место такой женщины. Вот ты любила когда-то парня, потом роман закончился, и через много лет вы случайно встречаетесь вновь, и он смотрит на тебя как на постороннюю, он не помнит вашего первого поцелуя, вашей первой ночи, проведенной вместе, он не помнит слов, которые говорил тебе, он даже не помнит, что любил тебя. Как тебе, приятно будет? Что ты о таком мужике подумаешь? Что он – сволочь, бесчувственный кретин, подонок, негодяй и все такое. Ведь подумаешь, правда? И что, ты хочешь, чтобы твой Костя оказался именно таким? Помни, зайка моя, человек – существо цельное, это сложная система, которая на нажатие определенной кнопки реагирует всегда одним и тем же определенным образом. И если мужчина по отношению к другим женщинам ведет себя как бесчувственная сволочь, то к своей жене он будет относиться точно так же. Если вы (не дай бог, конечно!) расстанетесь, он забудет о тебе через два дня, о Дашеньке – через три, и никогда никакой помощи ты от него не получишь, да не то что помощи – знака внимания к ребенку не дождешься. Тебя такая перспектива утешает? А вот то обстоятельство, что он сберег какие-то теплые чувства к давней своей возлюбленной, не забыл ее и даже пытался помочь деньгами, говорит в пользу того, что и после развода (тьфу-тьфу-тьфу!) он вас с Дашкой не кинет. То есть твой муж – человек во всех отношениях приличный. Но это – еще раз повторю – верно только в том случае, если речь действительно идет о женщине, которую он любил, а не о какой-то незнакомой женщине, фотография которой оказалась у Кости совершенно случайно.
И третье. В разводах и вообще нет ничего хорошего, уж поверь мне, я через это прошла, а в разводах при маленьких детках – особенно. Так что настраивайся на то, что жить тебе с Константином еще долгие-долгие, годы, и старайся гнать от себя плохие мысли. В первую очередь думай о том, что все хорошо. Не рассматривай факты однобоко, пытайся найти все возможные объяснения, а не только одно-единственное, насчет измены, и ты увидишь, что во всем массиве возможных вариантов измена занимает малюсенький процент. Но я, кажется, повторяюсь.
Целую,
Море.
Хан
Он проснулся внезапно, автоматически посмотрел на светящийся циферблат часов – 1.46. Пошевелил рукой и вдруг понял, что он в постели один, Оксаны рядом нет. Мгновенно накатил ужас, даже пот прошиб: она ушла, она его бросила, просто он заспался и спросонья не вспомнил об этом сразу. Но в следующую секунду Хан опомнился. Да нет же, вечером они были вместе дома, он помогал Мишке разобраться с новой компьютерной игрой, которую ему купил Аркадий, Оксана болтала по телефону с подругой, потом смотрела какой-то сериал. Все было в порядке. Просто она встала на минутку, в туалет пошла или на кухню попить. Хан тревожно прислушался, но ни шагов, ни шумов не услышал. Он подождал еще пару минут и выбрался из постели.
Жена в халате сидела на кухне, перед ней на столе стоял открытый ноутбук, подключенный к Интернету, пальцы проворно бегали по клавиатуре, издавая едва слышные мягкие пощелкивания. Рядом стоит чашка с чаем, в пепельнице – дымящаяся сигарета.
– Что случилось? Почему ты не спишь? – спросила она вполголоса, не отрывая глаз от экрана.
– Ты тоже не спишь, – вместо ответа сказал Хан. – Что ты делаешь?
Ему показалось, что она смутилась. Впрочем, может быть, только показалось.
– Мне нужно кое-что в Интернете посмотреть, я вечером забыла, а потом проснулась и вспомнила, что утром должна… В общем, утром мне будут обязательно нужны эти сведения. Иди, Хан, ложись, ты и без того не высыпаешься.
Сердце у него колотилось так сильно, что грудная клетка, казалось, сейчас разорвется. Нет, не обидит он Оксану открытым недоверием и подозрением, не станет обходить стол, чтобы взглянуть на экран компьютера. Но он уверен, что она лжет. Никакие сведения из Интернета ей не нужны. Она пишет письмо Аркадию, она не только общается с ним лично, но и переписывается по электронной почте, а это совсем плохо. Им есть что обсудить, причем такое, чего нельзя обсуждать в присутствии Мишки, а ведь встречаются они пока втроем. Между ними назревает новый виток близости. Или уже назрел?
Хан забрался под одеяло и уставился в темный потолок. Он не сможет заснуть, пока Оксана не вернется в спальню. Периферическим зрением он замечал, как меняются цифры на табло часов, стоящих на тумбочке возле кровати, и каждое изменение отдавалось в нем неожиданной и необъяснимой болью. Вот еще минута прошла, еще минута, еще одна, а она все не возвращается, ей интереснее там, с ним, с Аркадием, они обмениваются короткими посланиями, общаются, что-то обсуждают, и она не может от него оторваться. «Это конец, Хан, – сказал он себе. – Готовься, она вот-вот объявит тебе, что возвращается к бывшему мужу. Или уйдет молча, ничего не объявляя и не объясняя, просто соберет вещи, возьмет сына и оставит на видном месте ключи от квартиры. Наберись мужества, очень скоро оно тебе понадобится».
Они все учились в одном классе – Ханлар Алекперов, Оксана Бояринова и Аркадий Гашин. Хан влюбился в Оксану сразу же, еще в первом классе. Они все десять лет сидели за одной партой, и одноклассники так привыкли к тому, что они всегда вместе, что никому даже в голову не приходило смеяться, подшучивать над ними и дразнить «тили-тили-тестом». Аркадий был просто другом Хана и никаких особенных знаков внимания Оксане не оказывал вплоть до выпускного вечера, когда все вдруг переменилось. Хан так и не понял, как это произошло. Просто на вечер Оксана пришла с ним, а ушла уже с Аркадием.
Она чувствовала себя очень виноватой, несколько раз пыталась объясниться с Ханом, говорила, что с ней происходит что-то невероятное, что она не может с этим справиться, но и жить без Аркадия она тоже не может, и что такого с ней никогда не было. Хан принял удар мужественно, он был достаточно мудрым для своих лет, чтобы честно признаться себе: да, он любил Оксану, но любила ли она его?
Да, она сидела с ним за одной партой, он по утрам встречал ее по дороге в школу и после уроков провожал домой, они, часто вместе занимались то у него дома, то у нее, они постоянно ходили в кино, а на вечеринках у одноклассников танцевали только друг с другом, но что из этого? Разве они строили какие-нибудь совместные планы? Разве она ему что-нибудь обещала? Разве хоть раз сказала, что любит его? Оксана просто дружила с Ханом и позволяла ему себя любить. Они ведь даже не целовались. Да, она понимала, что он влюблен, поэтому и чувствовала себя такой виноватой после выпускного вечера, но разве его чувства ее к чему-нибудь обязывают?
В тот тяжкий момент Хану очень помог отец, от которого, юноша ничего не скрывал. Недетская мудрость Хана выражалась в том, что он готов был осмыслить и принять позицию, но сама позиция, выраженная в словах, была сформулирована именно Керимом Джангировичем, опытным следователем, перед глазами которого прошло множество личных трагедий и любовных драм. «Ты не имеешь права требовать, чтобы тебя любил тот, кого любишь ты сам, – говорил Хану отец. – Никто не обязан разделять твои чувства и отвечать на них. Если чувства совпадают – это великое и редкое счастье. Если они не совпадают – это обычное явление».
Через три года Оксана и Аркадий стали жить вместе, потом поженились. Все у них было славно, родился сын Миша, Аркадий успешно двигался и процветал в своем бизнесе, Хан служил в милиции, в подразделении по борьбе с экономическими преступлениями, оставался другом семьи и продолжал молча любить свою Оксану.
Однажды к нему в руки попали сведения о том, что фирма Аркадия Гашина оказалась в зоне пристального внимания «компетентных органов», что пока к ней и к ее хозяину только присматриваются, но вот-вот начнутся активные действия. Несколько дней Хан разрывался между профессиональным долгом и дружбой. Дружба победила. Он предупредил Аркадия. Потом, правда, долго презирал себя за то, что предал интересы профессии.
Хан так и не понял до конца, какими соображениями руководствовался Аркадий, когда принял то решение, которое принял. С Ханом он не советовался, просто поставил перед фактом. При помощи небольшой мзды он в мгновение ока оформил развод, все, что можно, переписал на Оксану, все вклады переоформил и деньги перевел за границу, а сам уехал в Израиль, пообещав обосноваться, устроиться, открыть фирму, встать на ноги и в самое кратчайшее время приехать, зарегистрировать новый брак с Оксаной и забрать ее с сыном в славный город Тель-Авив или еще в какой-нибудь, но в той же стране. При помощи связей и взяток Аркадию удалось провернуть все это, включая получение визы, всего за неделю, но в, конечном итоге он был прав, что поторопился: для решительных действий оперативники созрели ровно через сутки после того, как бизнесмен Гашин покинул Россию. Но было поздно. Фирма ликвидирована, счета закрыты, владелец убыл.
Первое время он звонил довольно часто, примерно раз в три дня, потом реже, потом совсем перестал звонить, а через полгода стало известно, что он женился. Там, не то на чужбине, не то на исторической родине. Оксана была в шоке.
Все это время Хан был рядом с ней и с мальчиком, сначала просто помогал справиться со всеми теми делами и проблемами, которые раньше решал Аркадий, и все вокруг шутили, что Хан временно замещает Оксане мужа. Потом, когда стало известно о женитьбе Аркадия, Хан снова, как когда-то в детстве, стал для Оксаны самым близким, единственным другом. Она плакала на его плече, она болела и принимала из его рук лекарства и заботливо сваренный бульон, она, не стесняясь в выражениях, кричала и закатывала истерики, позволяя ему утешать себя и успокаивать. И в один прекрасный для Хана день вдруг посмотрела на него совсем другими глазами, чуть удивленно, даже испуганно, и сказала: «Хан, а ведь я тебя люблю. И что самое смешное, я, оказывается, тебя всегда любила. Аркадий был просто помрачением рассудка. Я, наверное, долго болела им, но теперь полностью выздоровела. Хан, женись на мне, а?»
Они поженились. Это были самые счастливые годы в жизни Хана. И вот теперь Аркадий приехал в Москву, сказал, что давно развелся, что хочет перевести сюда часть своего бизнеса. И еще он хочет видеть сына. Хан так и не узнал, что сказал Аркадий своей бывшей жене, объяснил ли как-нибудь свое предательство, просил ли у нее прощения, Оксана сама не рассказывала, а выспрашивать он не считал возможным. Человек говорит ровно столько, сколько хочет сказать, а заставлять его сказать больше – значит проявлять насилие над личностью, вынуждать делать то, чего он делать не хочет. Этому тоже в свое время Хана научил отец. Однако тот факт, что Оксана не рассказывает никаких подробностей об Аркадии, Хана очень беспокоил и наводил на тревожные, неприятные размышления. Он ревновал так, как не ревновал даже в юности, когда Оксана ушла с Аркадием. Ревновал так, что в глазах становилось темно и дыхание останавливалось. Он завидовал тем людям, которые умеют закатывать скандалы и требовать объяснений. Хан не умел. В его семье, между его родителями это не было принято. Он рос в обстановке любви, взаимного уважения и взаимного доверия, и он совершенно не понимал, как можно обвинить человека, с которым живешь под одной крышей, во лжи или еще в чем-нибудь неблаговидном. Да еще сделать это на повышенных тонах. То есть он прекрасно знал, что огромное количество людей это делают, причем делают регулярно, но точно понимал, что для него это неприемлемо.
Аркадий приехал, почти ежедневно встречается с Оксаной и Мишей, собирается покупать дом в Подмосковье, а Хан живет в пылающем страшном аду. Если бы он тогда, пять лет назад, не предупредил Аркадия, тот сейчас или сидел бы на зоне, или был нищим. Ну, может, не совсем нищим, но уж точно не таким состоятельным и благополучным, каким является. Он должен быть благодарен Хану за то, что тот в свое время поступился профессиональным, служебным долгом во имя старой дружбы, а он вместо благодарности собирается увести у него жену.
Мысль казалась Хану корявой, он интуитивно чувствовал, что в ней что-то не так, что-то неправильно, но докопаться до этой неправильности никак не мог. Был бы жив отец, он объяснил бы ему, что к чему. Но отца уже несколько лет не было в живых, и Хану очень его не хватало. * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 21:59 | Сообщение # 24 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 23
Краем глаза он снова ухватил изменение цифры на электронном табло. Еще минута прошла. А всего их прошло двадцать шесть с того момента, как он вернулся из кухни. Оксана переписывается с Аркадием и все никак не может закончить разговор. Как влюбленные, которые прощаются в подъезде и все никак не могут оторваться друг от друга. «Отец, ты меня оставил, – с горечью подумал Хан, – скоро меня оставит Оксана, и я останусь совсем один. Господи, как мне это вынести и не сломаться?»
Игорь Дорошин
До определенного момента это был один из самых замечательных вечеров за последний год.
Завтра выходной, и я могу без зазрения совести до глубокой ночи предаваться своему любимому занятию: отсмотру пленок, запечатлевших поведение моих котов в отсутствие хозяина, и заполнению дневников. Вообще-то максимум интересного происходит при резком изменении обстановки, например, когда я приношу нового зверя или когда Арина рожает котят. В стабильной ситуации любопытные события происходят редко, и каждый раз это становится для меня праздником. В течение двадцати минут я с удовольствием наблюдал, как Дружочек боролся с Айсором за право залезть в шкаф-купе. Дружочек давно полюбил это надежное укрытие, потому что первым сообразил, как можно туда залезть, и вполне исправно, производя неимоверный грохот, отодвигал створку. Он застолбил место, никому другому пользоваться открытым шкафом не дозволялось, а когда он закрыт, никто и не мог туда забраться: у кого хватало ума, у того просто недоставало на это сил. И вот Айсор с чего-то вдруг решил, что у него силенок поднакопилось и можно, пожалуй, попробовать сдвинуть тяжелую зеркальную створку и оприходовать «домик», пока Дружочек занят чем-то другим. Но не таков мой Дружочек! Он мгновенно очутился на месте происшествия и принялся всеми силами препятствовать взлому жилища. Айсор, встав на задние лапы, пытался отодвинуть дверь с одной стороны, Дружочек налегал с противоположной, дверь ходила в пазах ходуном, коты шипели друг на друга и воинственно размахивали хвостами, оставшаяся часть команды превратилась в болельщиков и скромно сидела в сторонке, наблюдая за битвой гигантов. Глядя на это укорительное зрелище, я пожалел, что мои камеры пишут только изображение. Надо будет поставить новую аппаратуру, чтобы записывать звук, в подобных ситуациях это может оказаться любопытным. Отмотав пленку назад, я стал смотреть ее снова, уже более предметно, попутно отмечая в дневнике стадии развития конфликта: вот Айсор, пригибаясь и воровато оглядываясь, приближается к заветному шкафу, вот первые попытки сдвинуть дверь, вот из-за угла появляется Дружочек, несколько секунд выжидает, прижавшись к полу и концентрируясь для рывка…
Я предавался чистому наслаждению исследователя и пребывал в таком блаженном состоянии, что телефонный звонок не напугал меня и не насторожил, хотя должен был бы, учитывая, который был час. Четверть второго. Приличные люди в такое время не звонят, значит, что-то случилось в околотке. Но я ошибся, звонила Светка.
– Разбудила? – робко спросила она. Я похолодел. Светка в четверть второго ночи? Неужели Борис…
– Нет, я не спал. Что-то случилось?
– Я зайду, – вместо ответа проинформировала меня соседка.
Значит, случилось. Но не с Борисом, и это самое главное. Все остальное можно пережить.
Похоже, она звонила не из дома, уж больно быстро она оказалась у моей двери. При ее появлении на меня волной накатил запах ее духов. Света Безрядина стояла на пороге моей квартиры, держа в руках меховую накидку, сверкая бриллиантами и ослепительной кожей обнаженного декольте и переливаясь шелком вечернего платья.
– Господи, откуда такая красота? – восхитился я. – С приема, что ли?
– Ну, примерно, – она нервно усмехнулась. – Это, конечно, был не прием в полном смысле слова, но что-то близкое к тому. Очень нарядная тусовка. Игорь, надо поговорить.
Да кто бы сомневался! Если бы не нужно было срочно что-то обсудить, пришла бы ко мне в гости Светка среди ночи в вечернем туалете, как же!
– Чаю хочешь?
– Не надо… Впрочем, ладно, давай чайку выпьем. Только котов закрой, у меня платье тонкое.
Требование было не только справедливым, но и своевременным. Мои коты Светку обожали. Она была единственной представительницей женского пола, кого они приняли всей своей независимой душой, потому что не чувствовали в ней претендентку на территорию. Мозги у котов, вообще-то, не особо развитые, это вам не собаки, но зато души у них чувствительные до невозможности, они абсолютно точно и мгновенно определяют, кто чего хочет, кто о чем думает и у кого какое настроение. В присутствии Светки я никогда не излучал опасных для котов мыслей, то есть никогда не рассматривал ее как возможного обитателя своей квартиры, и Светка тоже ничего такого не излучала, посему звери относились к ней доброжелательно и даже с некоторой, я бы сказал, любовью. Она всегда приносила что-нибудь вкусненькое, что ставилось ей в большой жирный плюс, не оставалась спать в моей постели, за что получала два плюса, охотно и подолгу ласкала тех, кто это дело любил, и не протягивала руки к тем, кто сторонился физического контакта, при этом никогда не путала, кому из котов нравится поглаживание по горлышку (Айсор), кому – почесывание брюшка (Карма), кому – грубое чесание против шерсти (Арина), а кто этих глупостей на дух не переносит (соответственно, Ринго и Дружочек). Как только Светка появляется в моей нескромной (в том смысле, что большой и просторной) обители, коты тут же занимают круговую оборону в ожидании, когда она куда-нибудь сядет, и стоит ей присесть, все желающие немедленно начинают тусоваться вокруг нее и залезать на колени в предвкушении ласки, а прочие сидят рядом с видом скорбящей богоматери и ловят ее взгляд в надежде получить то самое вкусненькое, которое у нее где-то лежит, то ли в сумке, то ли в кармане, но лежит обязательно. Следствием подобных кошачьих тусовок уже стали два испорченных платья и три свитера, поскольку не родилась еще на свет такая кошка, которая не выпускала бы когти.
Вот и сейчас вся кошачья братия высыпала в прихожую и бдительно следила за тем, куда пройдет любимая гостья и где сядет. Я быстро втолкнул Свету в гостиную и закрыл все двери. Это, естественно, вызвало жуткое неудовольствие со стороны четвероногих, которые немедленно принялись скрестись в дверь и оскорбленно мяукать.
– Посиди, я принесу чай, – сказал я, оставляя Светку одну.
Пока кипятилась вода, я приготовил поднос с чашками, сахарницей и конфетами и все думал, что же такое случилось у моей подружки. С Борей все в порядке, с детьми тоже, иначе она не попросила бы чаю и выложила бы мне все прямо у порога. Значит, если что-то и произошло, то не с близкими ей людьми. Но тогда почему нужно приходить с этим посреди ночи? И лицо у нее какое-то напряженное…
Я вернулся в комнату, разлил чай, подал чашку Светке.
– Ну? Будешь рассказывать или как?
– Буду, – кивнула она. – Хотя видит бог, как мне этого не хочется. Игорь, я узнала, зачем Алла Сороченко ходила в театр на премьеру. Я не знаю, как ты к этому отнесешься… Короче, Алла была любовницей Владимира Николаевича.
– Какого Владимира Николаевича? – не понял я.
– Того самого. Твоего отца.
Меня затошнило. В какой-то умной книжке я прочитал, что человека тошнит, когда он не может или не хочет принять ситуацию, когда все его нутро противится и не желает, чтобы было так, как есть. Наверное, поэтому меня и тошнило. То есть не до рвоты, конечно, но мутило здорово, как с похмелья. Если бы передо мной сидела не Светка Безрядина, а кто-нибудь другой, я бы задал, наверное, тысячу и один вопрос «про это», уточняя, откуда информация, да насколько она точна, да можно ли ей доверять, да не стоит ли ее еще раз перепроверить. Но передо мной сидела именно Светка, и я наверняка знал, что все эти вопросы бессмысленны. Светка никогда не была пустой сплетницей и никогда не передавала непроверенную информацию. Кроме того, я знал, как она ко мне относится, и был стопроцентно уверен, что она ни за что не сказала бы мне такую вещь, если бы не была в ней абсолютно убеждена. Она сто раз все перепроверила, прежде чем заявляться ко мне среди ночи. Какие-то первоначальные сведения она уже получила раньше, а сегодня, вероятно, последовало окончательное подтверждение, после которого она уже не могла молчать.
В голове зазвучал папин голос, поющий «Il balen del suo sorriso». Сентиментальный идиот, я был уверен, что он, как и прежде, думает о маме, когда исполняет эту арию, и, как и прежде, признается ей в любви.
И самое ужасное, что мама тоже так думала, слушая его пение. А на самом деле в зале сидела его любовница, красавица Алла Сороченко? и он пел «Ясный свет ее улыбки», обращаясь к ней, думая о ней, мечтая о близости с ней, вспоминая самые яркие, самые волнующие моменты их отношений. Дьявол! Да как он посмел?!
Наверное, мое лицо стало какого-то интересного цвета, серо-зеленого или бледно-желтого, потому что Света заботливо спросила:
– С тобой все нормально? Или накапать чего-нибудь?
– Водки, – просипел я севшим голосом. – Или виски. И не накапать, а налить.
Она молча достала бутылку, налила стакан виски и протянула мне. Вкуса спиртного я не почувствовал, но уже через пару секунд алкоголь обжег внутренности, и сжавшиеся в спазме сосуды разжались.
– Игорек, не родился еще мужик, который хотя бы раз не изменил своей жене. Твой отец – гениальный артист, мировая знаменитость, но он же все равно мужчина, и он такой же, как и все. Не принимай это так близко к сердцу. Чтобы не изменять женам, нужно быть таким больным, как мой Борис, и бояться за свою жизнь больше, чем хотеть свежих ощущений. Я, например, не уверена, что он не изменял мне до того, как ему поставили диагноз.
– Спасибо, утешила, – усмехнулся я. – И давно это у папы?
– Примерно год или чуть меньше. Об этом романе действительно мало кто знал, они хорошо соблюдали конспирацию. Муж Аллы совершенно точно не знал, можешь мне поверить.
– Это ты к тому, что он не мог заказать жену из ревности?
– Ну да.
– И моя мама не могла, – я снова усмехнулся. – Она тоже не знала. И я не знал. Может, у Аллы был еще какой-нибудь любовник, которого она бросила ради моего папеньки?
– Игорек, любовников у нее было выше головы, но никаких слухов о том, чтобы кто-то из них сильно переживал разрыв, я не слышала. Некоторых из них я даже видела, мне их показали, они выглядят вполне довольными жизнью, приходят на мероприятия в сопровождении умопомрачительных девиц и имеют прекрасный цвет лица.
– А про последнего, ну, того, который был до папы, тебе что-нибудь известно? – не отставал я.
– Известно, – вздохнула Света. – Богатый и успешный дядька, он сам бросил Аллу ради еще более красивой девицы, которая родила ему ребеночка и на которой он в этой связи женился полгода назад. Зачем ему убивать Аллу? Какой резон?
– Никакого, – согласился я. – А про нового любовника что-нибудь слышно?
– Про какого нового?
– Про того, которого она завела, крутя роман с папой. Ведь может такое быть? Но папу бросать она не захотела, и новый кавалер из ревности ее застрелил сам или заказал.
– Игорь, ну что ты говоришь…
– Или так: она завела нового мужика, и папа об этом узнал и не захотел смириться, – продолжал я монотонно.
– Игорь, опомнись! – Светка смотрела на меня с ужасом. – Ты понимаешь, что говоришь? Ты что, подозреваешь отца в том, что он мог убить свою любовницу?
– А почему нет?
Я равнодушно пожал плечами. Уже почти два часа ночи, ел я в последний раз часов шесть назад, и стакан виски, одним броском отправленный в пустой желудок, делал возможным и не такие чудовищные предположения.
– Убить ее он, конечно, не мог, в момент убийства папа находился в своей гримерке, у меня на глазах, но организовать убийство вполне мог. Почему нет? – повторил я.
– Но это же твой отец, Игорь! Как ты можешь так думать о нем? Он же не посторонний тебе человек, ты знаешь его всю жизнь, и кто, как не ты, должен понимать, что на убийство Владимир Николаевич не способен. * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 22:00 | Сообщение # 25 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 24
– Ничего я не должен понимать. Еще полчаса назад я был уверен, что папа не способен изменить маме, не способен увлечься длинноногой свистушкой и испоганить память о всех тех годах, которые он прошел рядом с мамой. Вот полчаса назад я был уверен, что знаю своего отца, а сейчас я уже так не думаю. И если он не такой, каким я его себе представляю, то как я могу точно понимать, как он может поступить, а как не может? Получается ведь, что я его совсем не знаю. И теперь я ни за что не могу ручаться.
Светка посмотрела на меня с жалостью и каким-то отчаянием, взяла второй стакан, плеснула себе виски и сделала большой глоток.
– Мне не нужно было тебе все это рассказывать? Надо было промолчать, да?
– Перестань, – поморщился я. – Я сам просил тебя разузнать все, что можно, про Аллу. Информация – главное оружие, не зря же говорят: предупрежден – значит, вооружен. И я не кисейная барышня, чтобы оберегать меня от неприятной информации, а то я, не дай бог, расстроюсь. Я тебе очень благодарен, Свет, правда, честное слово, очень благодарен. Кcтати, как ты думаешь, следствию уже известно, кто был любовником Аллы?
– К сожалению, да. Как раз сегодня я разговаривала с дамочкой, которая числится близкой подругой убитой, она сама мне рассказала, что с ней беседовал следователь и она ему поведала о твоем отце.
Что ж, так тому и быть. Я хотел отличиться и доказать, что Аллу Сороченко убили по личным мотивам, не связанным с бизнесом ее мужа, но официальное следствие перешло мне дорогу. Они сами занялись ее любовными связями. Видно, версия с бизнесом никак не проходит. Но отличиться я по-прежнему хочу, я по-прежнему хочу доказать родителям, что я не никчемный и не тупой. И есть еще одна вещь, которую я хочу. Я должен попытаться защитить отца, что бы я о нем на самом деле ни думал. И сделать обе эти вещи можно только одним способом: доказать, что убийство возле театра было на самом деле убийством водителя-охранника Николая Кузнецова, а вовсе не убийством Аллы Сороченко, которая просто стояла рядом, иными словами – под руку попалась, под пулю подставилась. Только не думайте, что я в этом уверен и собираюсь доказывать другим истину, в которой сам ни капли не сомневаюсь. Вовсе нет. Я не знаю, что стоит за этим чертовым убийством. Может быть, Аллу действительно убили из ревности или мести, и может быть, к этому действительно причастен мой отец. Я вполне это допускаю. Но если я хочу решить две свои задачи, то у меня есть для этого только одна возможность, только один путь, и я должен этот путь пройти, чтобы честно сказать себе: я сделал все, что мог. Если не получится – значит, не получится, не судьба. Но пробовать надо.
Мы со Светкой еще выпили, я проводил ее до самой квартиры (ночь все-таки, мало ли что), вернулся к себе и… растерялся как-то. Лечь спать? Или занять мозги любимым делом и вернуться к кассетам, запечатлевшим поведение котов в отсутствие хозяина? Или сесть в кресло, налить себе еще стакан, завернуться в плед и впасть в черные мысли? Впрочем, нет никакой гарантии, что я не впаду в эти мысли, если попытаюсь уснуть или займусь кассетами.
Спиртное облегчения не приносило. После того как первой дозой удалось справиться со спазмом, толку от виски не было никакого, но я все равно выпил еще. Почему-то начался озноб, я залез под горячий душ и стоял, наверное, минут тридцать, пока не почувствовал, что смертельно хочу спать. Быстро нырнул в постель, закутался поплотнее, свернулся калачиком и впал в те самые черные мысли, которые отчего-то не утонули в виски.
Все-таки интересно устроены у человека мозги. Или это только я один такой неправильный? Никогда мужчина, изменяющий своей жене, не вызывал у меня отрицательных эмоций. Мы, мужики, не кобели, просто мы – такие. Ну что с нами сделаешь? Все мои друзья-приятели-сослуживцы так или иначе, в тот или иной период своей жизни изменяли своим женам или постоянным подругам, и я рассматривал это как норму жизни. Подумаешь, большое дело! И вообще, как же без этого? Без этого никак нельзя. Но как только дело коснулось моей семьи, моего отца и моей мамы, оно сразу стало не просто большим – огромным. Потому что вдруг оказалось, что, кроме самого факта физической близости с другой женщиной (не с женой, то есть не с моей мамой), в супружеской измене наличествует масса привходящих факторов, о которых просто не думаешь до тех пор, пока это не имеет отношения к тебе самому.
В голове по-прежнему звучала предательская «Il balen», а перед глазами стояла мама, растворившаяся в папином пении, в его божественном голосе, верящая каждой ноте, каждому звуку и украдкой вытирающая слезы. Ведь она думала, что это – для нее. А отец ее обманывал. Она, такая красивая, такая способная, не стала делать собственную карьеру, она посвятила всю себя служению папе и его голосу, она отказалась от многого желанного для себя в угоду нужному папе, она выстроила свою жизнь для него и его искусства, и что он с этим сделал? Обманул ее, посмеялся над ней. Он предал маму. Она так ему верит, а он ее предал. Она старается быть в его глазах женственной, привлекательной, не утратившей красоты, она надевает нарядные платья, делает сложные прически, тщательно накладывает макияж и верит, что у нее все получается, что все ей удается, что она для него по-прежнему хороша, любима и желанна. А на самом деле все не так. Она не хороша, не любима и не желанна. Любимой и желанной для него стала молодая красавица Алла Сороченко, потому что ни одна женщина в пятьдесят пять лет не может быть желаннее двадцатипятилетней. Правда, Алле было не двадцать пять, а чуть за тридцать, но сути это не меняет. Так мир устроен. И так устроены мы, мужики.
Мне было обидно за маму. Обидно так, что, если бы я умел, я бы, наверное, заплакал. И еще мне было обидно за себя. В своей жизни я делал достаточно много неправильного, и такого, что не одобрялось родителями, но казалось мне самому вполне приемлемым и даже нормальным, и такого, что было объективно неправильно, и в глубине души я это признавал. И каждый раз родители объясняли мне мою неправильность и ставили папу в пример. Папа был олицетворением того, как можно жить, руководствуясь двумя понятиями: «надо» и «нельзя», а не понятиями «можно» и «хочу», как делает большинство из нас. Меня воспитывали в убеждении, что правильно – это так, как делает папа, а у всех, кто живет по-другому, просто не хватает силы воли, ума, мудрости, выдержки, ответственности, преданности своему делу, любви к своему искусству, будь то вокал, спорт или педагогика. Папа был образцом. А я был несовершенным и слабым, потому что не мог даже приблизиться к эталону, но я должен был к этому стремиться. Я мог быть недоволен словами или поступками отца, но я всегда отдавал себе отчет, что я недоволен не потому, что отец сделал что-то плохое, а исключительно потому, что лично меня это не устраивает. Короче, если совсем просто, то я не только любил папу, я уважал его. И что теперь? Как я могу уважать человека, который предал свою жену, мою маму, выставил ее на посмешище, унизил ее, растоптал все то хорошее, что было между ними за тридцать пять лет совместной жизни, выбросил это хорошее на помойку как ненужный хлам!
И еще я вспоминал, как стоял посреди гримерки и выслушивал папины слова о том, что я бездарный, глупый, непрофессиональный и никчемный. Я вспоминал, сколько ярости и праведного гнева было в его голосе, и только сейчас понимал, что же происходило на самом деле. Мой отец – великий артист, подозреваю, что даже покруче Шаляпина, он только что услышал, что на выходе из театра убита его любовница, его обуревают эмоции, которые он не может проявить, обнародовать, выплеснуть, а эмоции рвутся наружу, их невозможно удержать в себе, они в клочья раздирают внутренности и… И что же он делает? Он начинает кричать на меня. Он находит подходящий объект – неудалого сына, и орет на него, оскорбляет, выпускает пар. Его охватывают боль, страх и отчаяние, но он – великий актер! – находит способ дать им волю, прикрыв фиговым листком отцовского негодования. Он произносит слова, которых не слышит сам, он высказывает мысли, которых на самом деле нет в его голове, по крайней мере в тот момент. Может быть, он действительно считает, что такой сын, как я, не делает ему чести, но тогда, в гримерке, он думал вовсе не об этом, и не о своей репутации он беспокоился, и не жалости знакомых он боялся. Все его нутро содрогалось и кричало: «Алла! Алла! Любимая! Как же я без тебя?» И эти истинные, искренние вопли своей души он ловко маскировал оскорблениями, которые выкрикивал в мой адpec. Он просто заменил один объект другим. А рядом сидела мама и не понимала, что происходит в действительности.
Отец не посмел тогда, в гримерке, сказать правду и признаться, что знаком с убитой женщиной, это означало бы обидеть маму и вызвать ее подозрения. Вместо этого он предпочел обидеть меня. Наверное, это правильно. Отец верно рассудил, я – мужчина и с обидой справлюсь легче и быстрее, чем мама. Но в то же время он использовал меня как предмет, как неодушевленное существо, чувствами которого можно пренебречь. И это было как-то неприятно.
А на следующий день мама сходила с ума, потому что папа плохо себя чувствует, лежит, пьет сердечные лекарства и не разговаривает с ней. Она была уверена, что это из-за меня, и я даже чувствовал себя немного виноватым. Я не сомневался в папином здоровье, но мне не хотелось быть причиной маминых переживаний. И оказывается, все было совсем, совсем не так. Отец плохо себя чувствовал вовсе даже не из-за меня, и я совершенно напрасно испытывал комплекс вины. Получалось, что отец снова использовал меня, а заодно и маму.
Уснуть мне так и не удалось. До самого рассвета я пролежал, закутавшись в одеяло и ковыряясь в своих черных мыслях, жалостливая Арина добросовестно мурлыкала рядом с подушкой, пытаясь вылечить мой душевный недуг, и я то и дело утыкался носом в ее густую короткую шерстку и горестно вздыхал.
Ровно в восемь явился Ринго объявлять подъем. Я встал, накормил котов, принял душ и понял две вещи. Первое: я совершенно не хочу спать, я полон созидательной злости и сокрушительной энергии. Второе: я знаю, как провести сегодняшний выходной день.
Я позвонил Ивану Хвыле и попросил о встрече в любом удобном для него месте и в удобное время. Договорившись с оперативником, я поехал по обувным бутикам искать ботинки для Кати взамен испорченных моими котами. Только не подумайте, что я собрался при помощи подарков бороться за благосклонность молодой журналистки. Я не тупой, мне два раза повторять не надо, а Катя ясно дала мне понять, что первый эпизод нашей близости так и останется единственным. Но поскольку обувь испорчена по моей вине, я считаю своим долгом возместить убытки, тем более обувь-то действительно дорогая.
Ботинки я искал долго, но все-таки нашел. До назначенной встречи с Иваном оставался еще целый час, и я подумал, что вполне успею отловить Катюшу и вручить ей обновку. Катя оказалась на съемке в Госдуме, в двух шагах от магазина, где мне удалось отыскать эти злополучные фирменные ботиночки, так что все сложилось удачно. Девушка сперва отнекивалась и отказывалась принять подарок, видно, боялась, что я буду рассматривать это как первый шаг в укреплении отношений. Пришлось объясниться начистоту, и она сразу повеселела.
– Ты не обижаешься? – робко спросила Катя.
– Да что ты, Катюша. Жизнь есть жизнь.
– А любовь есть любовь, – вздохнула она печально, из чего я сделал вывод, что с ее новым увлечением что-то не вполне благополучно.
– Звони, если что, – сказал я на прощание.
– Позвоню, – грустно пообещала она. – Спасибо тебе за ботинки.
Встречу с Хвылей пришлось дважды переносить на более позднее время, но я воспринял это как само собой разумеющееся: работа оперативника плохо поддается четкому планированию, в нее постоянно вклиниваются непредвиденные обстоятельства. Важно то, что мы в конце концов встретились в какой-то симпатичной недорогой забегаловке, где заодно и поели. Иван был уставшим и раздраженным, и у меня мелькнула было мысль отказаться от своей затеи, уж очень велика была вероятность того, что он взорвется и пошлет меня куда подальше. Но я все-таки решил идти до конца, другого способа спасти самого себя я не видел.
– Вы по-прежнему рассматриваете убийство Сороченко и Кузнецова как убийство именно Сороченко? – спросил я, набравшись храбрости.
– Ну да. Алла – жена бизнесмена, у которого куча, как выяснилось, проблем с партнерами и контрагентами. А Кузнецов – водила, гора мышц. Кому он нужен-то? Тем более он не москвич, вел достаточно замкнутый образ жизни, друзей-приятелей у него здесь не было, так что насолить он никому не мог. Мы проверяли.
– Хорошо проверяли?
Иван поднял на меня усталые глаза и прищурился.
– Хочешь сказать, что если мы запороли работу с младшим Анташевым, то и все остальное делаем так же плохо?
– Не хочу. Не злись, пожалуйста. Я хочу сказать, что людей и времени у вас мало, а работы много, и если у вас по части Кузнецова осталось что-то недоделанное, то, может, я мог бы… ну, помочь чем-то.
Хвыля ответил не сразу, сперва как-то особенно тщательно доел свой бараний шашлык, собрал корочкой хлеба соус с тарелки, сделал несколько неторопливых глотков из высокой кружки с пивом.
– Слушай, Игорь, давай начистоту, ладно?
– Давай, – с готовностью согласился я.
– Ты насчет своего отца знаешь?
– Что конкретно ты имеешь в виду? – осторожно спросил я.
– То же, что и ты, – усмехнулся он. – Его связь с убитой Сороченко. Или знакомство, если тебе так приятнее.
– Я не красна девица, чтобы стараться сделать мне приятное, – сердито буркнул я. – Да, знаю. Вчера только узнал.
– От кого? От него самого?
– Ну прямо! – фыркнул я. – Нашлись добрые люди, проинформировали.
– Ясно. И теперь ты хочешь костьми лечь, чтобы его выгородить. Я правильно понял твой порыв?
Да правильно, правильно он понял. Правда, он не все знает и не может понимать, как важно мне доказать самому себе и своим родителям, что я что-то могу в своей работе, что-то умею. Но в целом он, конечно же, прав.
– Ты пойми, Иван, я одновременно милиционер и сын своего отца. Я не могу перестать быть милиционером, но я и не могу перестать быть сыном. И наоборот. Понимаешь?
– Про «наоборот» я что-то плохо понял.
– Я буду оставаться сыном, но я не перестану быть ментом. Если с отцом что-то не так, для меня это будет большим ударом, но, если с ним все в порядке, я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы это выяснить и доказать. Теперь понятно?
– Теперь понятно, – кивнул он. – И с этой точки зрения тебе выгодно доказать, что убийство с личностью Аллы вообще не связано и направлено оно было исключительно на устранение Кузнецова. Так?
– Ну, так, – угрюмо подтвердил я.
Ну почему, почему этот Хвыля все переводит на какой-то торгашеский язык? «Выгородить», «выгодно»? Неужели он считает, что все в этой жизни измеряется только степенью корыстной заинтересованности? Впрочем, пусть считает все, что угодно, лишь бы мне удалось с ним договориться.
– Но ты хотя бы понимаешь, чем мне это грозит? – спросил Иван. – Ты понимаешь, что будет, если ты окажешься прав, добудешь под эту версию мощную фактуру, ее придется докладывать моему руководству и следователю, и выяснится, что в раскрытии преступления принимал участие посторонний человек? И что я об этом знал и не только не пресекал, но еще и способствовал? Ты бы хоть меня пожалел, если себя не жалко.
– Никто не узнает, – твердо сказал я. – Слово даю. Всю фактуру отдам тебе с подробным отчетом, что откуда взялось, сам будешь докладывать. Если моя помощь даст результат, все лавры – тебе. А если не даст, то тебе по шапке не надают.
Хвыля задумчиво молчал. По его лицу я видел, что мое предложение ему нравится, но принять его он побаивается. Да и кто меня знает, в самом деле? Мало ли чего от меня можно ожидаться для него человек малознакомый, а ну как подлянку какую-нибудь подстрою? * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 22:01 | Сообщение # 26 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 25
– Ты мне только дай все, что есть по Кузнецову, а дальше я сам, – продолжал давить я.
– Ладно, – со вздохом согласился Хвыля. – Уговорил. Завтра встретимся, дам тебе материалы посмотреть, выпишешь, что тебе надо. Но с условием: каждый день будешь меня информировать, что сделал и каков результат. Никаких игрищ за своей спиной я не терплю.
– А если надо будет, поможешь? – спросил я, вконец обнаглев.
Он посмотрел на меня с интересом и внезапно улыбнулся.
– Слушай, капитан, я тебе еще даже палец в рот не положил, а ты, похоже, уже полруки оттяпал. С тобой не соскучишься.
Это он еще моих котов не видел. Вот уж с кем действительно не соскучишься.
Виртуальная переписка
Одалиска – Морю, 3 апреля 2004 года
Моречко, приветик! У меня все хорошо. Ну, относительно, конечно. Но все-таки лучше, чем было зимой, когда Костя уехал и непонятно было, куда, зачем и когда вернется. Он теперь стал очень внимательным, дарит много подарков и мне, и Даше. Правда, дома по-прежнему бывает мало, частенько и ночевать не приезжает, но это и раньше было, так что ничего нового не происходит.
Знаешь, Моречко, у меня не очень получается думать только о хорошем, хотя я изо всех сил стараюсь, честное слово. Вот смотри. Возьмем, к примеру, эту фотографию злосчастную. Если бы она была чья-то, то есть если бы было так, как ты придумала насчет коллеги, с которым Костя жил в гостинице в одном номере, то он бы эту фотографию сразу ему бы и отдал, когда вернулся. Правильно? А ведь я ее сначала нашла случайно, через день после его приезда, а потом еще раз, когда сканировала и пересылала тебе, это уже неделя после его возвращения прошла. Почему она столько времени была у него? Почему он ее сразу-то не вернул? А если его попросили передать снимок родственникам и знакомым (это тоже ты придумала), то почему не передал? Почему хранил у себя столько времени? Я тут недавно проверила его карманы и сумку, фотку не нашла. Может быть, он ее перепрятал получше или вообще в офис увез, чтобы я случайно не нашла, он же не знает, что я ее уже видела. Значит, боится. Знает кошка, чье мясо съела. Ну как тут думать о хорошем?
Одно утешает: на майские праздники поедем на море, мы каждый год ездим на Средиземное море, на первое солнышко. Хорошо, что праздники длинные, погреюсь, поплаваю, подзагорю. Все говорят, что мне загар очень идет. Наверное, я эгоистка, да? Ты так любишь море, ты даже ник себе взяла такой – Море, а я тебя дразню рассказами о поездке. Слушай, Морюшко, а почему ты сама не ездишь на море? Неужели ты так мало зарабатываешь? Я думала, что в банке хорошо платят. Или я чего-то не понимаю? Прости, если обидела тебя своими вопросами, хотя ты, кажется, вообще ни на что не обижаешься, потому что умная.
Обнимаю тебя и целую миллион раз,
твоя Одалиска.
Море – Одалиске, 12 апреля 2004 года
Зайка моя, Одалисочка, здравствуй! Я очень рада, что ты поедешь с мужем на море, поплаваешь, развеешься, и уверена, что эта поездка будет очень важной и полезной для ваших отношений. Побудете вместе, никакой работы, никаких отвлекающих факторов, будете много разговаривать, и вполне возможно, он сам тебе расскажет про ту женщину. К слову придется – и он расскажет, кто она такая, и окажется, что все твои страхи были напрасны. Ты успокоишься, и все снова станет отлично. И вообще, Одалиска, море – это что-то! Во всяком случае, для меня. Я вообще про все забываю, когда в воду вхожу, все дурные мысли с меня смываются и уносятся волной, и остаюсь только я одна наедине с морем, а оно доброе, ласковое, оно успокаивает, баюкает, я даже могу лечь на спину и задремать. Правда, я давно не ездила на юг, то есть с того момента, как развелась. Понимаешь, у меня отец очень болен, ему нужно дорогое лечение, и пока я была замужем, муж это лечение оплачивал, он хорошо зарабатывал. А теперь мне приходится самой выкручиваться, каждую копейку откладывать, чтобы отца два раза в год отправлять лечиться за границу, так что на мои поездки к морю уже ничего не остается даже при моей приличной зарплате.
А уроки свои ты делаешь халтурно, дорогая. Что это за разговоры про перепрятанную фотографию? Не проще ли сделать вывод, что Костя ее просто-напросто отдал тому, кому она предназначалась? А то, что отдал не сразу, а через некоторое время, может объясняться тем, что этого человека либо не было в городе, либо у Кости не было времени, чтобы с ним встретиться. Ты же сама говоришь, что он очень много работает, всегда занят и даже домой иногда не приезжает ночевать, остаётся в городе. Давай-ка, Одалисочка, старайся как следует, не ленись. А то, я смотрю, ты и писать мне реже стала, а как только я перестаю тебя контролировать, так у тебя мысли неправильные появляются.
Целую,
Море.
Одалиска – Морю, 17 апреля 2004 года
Моречко, у меня такой облом… Черт знает что! Уже который день пытаюсь добиться от Кости ответа, едем мы на море или нет, надо же вещи подготовить, съездить в город, по магазинам прошвырнуться, подкупить кое-что, а он юлит, глаза отводит и не отвечает ни да, ни нет. Дескать, не знает, ничего не может гарантировать, может быть, его снова в командировку пошлют. Да какая, к чертовой матери, командировка на праздники?! Где это видано, чтобы людей на майские выходные посылали в командировки? Мало того, что его на Новый год услали и на 8 Марта он дома не был, так еще и на майские! Ну это уж вообще… У меня слов нет. Как ты считаешь, может, мне поехать в город, к нему на работу, поговорить с генеральным директором? Или кто там у него главный, я не знаю. Я даже не знаю, где его офис находится, ни разу там не была. Но я найду, это не проблема, водитель-то знает. Приду и устрою скандал. Пусть кого-нибудь другого посылают, что, Костя один во всей фирме работает, что ли? Других сотрудников нет?
Нашли дурака. Не зря же говорят, кто везет – на том и едут.
Что ты мне посоветуешь?
Море – Одалиске, 18 апреля 2004 года
Одалиска, не паникуй и не принимай поспешных решений. Конечно, если поездка сорвется – это не есть хорошо. Но нужно с уважением относиться к работе мужа, особенно если за счет этой работы происходит финансовое обеспечение твоей жизни и жизни вашего ребенка, не забывай эту простую истину. Я понимаю, что тебе ужасно хочется поехать на море, но работа все-таки на первом месте, я тебе это уже объясняла.
Теперь что касается моих тебе советов. У тебя есть два варианта поведения: либо принять ситуацию такой, какая она есть, и спокойно ждать, как будут развиваться события, либо действительно попробовать поговорить с начальниками Кости. Если ты решишь пойти по второму пути, то нельзя этого делать с бухты-барахты, любой разговор нужно готовить, особенно если от результатов разговора что-то зависит для тебя. Нужно готовить с тем расчетом, чтобы результат получился не какой-нибудь, а такой, который тебе нужен. Поэтому перво-наперво нужно понять, с кем, когда и как разговаривать. Поскольку у меня есть почти десятилетний опыт работы в коммерческих структурах, то есть в коллективах, где есть начальники и подчиненные, я могла бы дать тебе пару дельных советов, но для этого мне нужно понимать, с какими людьми тебе придется иметь дело. Если хочешь воспользоваться моей помощью, напиши подробно все, что ты знаешь о Костиных сотрудниках и руководстве. Пол, возраст, семейное положение, характер, привычки и все такое.
Если хочешь знать, как поступила бы я на твоем месте, то я бы, конечно, умолкла со своими претензиями и терпеливо ждала, как дело обернется. Может быть, все-таки поездка состоится и все будет тип-топ, а если нет – что ж поделать, значит, в этом году не поедем, ну ничего, не последний год на свете живем, и море никуда не убежит, оно вечное. Но это, конечно, совет на мой характер, а у тебя характер другой, поэтому ты можешь думать и чувствовать совсем по-другому. В любом случае, что бы ты ни решила, помни: я – рядом и всегда готова прийти на помощь если не делом, то хотя бы словом. Нужен совет – дам, нужно утешение – тоже не откажу. Только подумай как следует, зайка, не ленись, ладно?
Море.
Одалиска – Морю, 18 апреля 2004 года
Море, куда ж теперь думать, уже трясти надо, а не раздумывать, времени-то совсем не осталось. Билеты надо заказывать, отель, на визу времени может не хватить, так что Франция, Испания и Италия отпадают, остаются Турция и Кипр. Хотя у Костика полно связей, он шенгенские визы делает за два дня, но все равно для них нужны приглашения с той стороны, а приглашения без оплаченного отеля не дают. Заказать отель я могу по Интернету, это без проблем, а оплатить и получить приглашение как? Пристаю с этим к Косте утром и вечером, а он отмахивается или вообще молчит.
Я знаешь что подумала, Моречко? Он все врет насчет командировки. Он собрался ехать на море с ней, с этой бабой, а мне вкручивает насчет деловой поездки. Но она еще окончательно не согласилась, и он не знает, поедет она с ним или нет, поэтому и оставляет запасные варианты, мол, если начальство не пошлет в командировку, то поедем. А начальство тут вообще ни при чем! Он ЕЕ решения ждет, а не начальника. Поэтому я решила, что обязательно должна поехать к нему на работу и поговорить. Пусть мне скажут, что ни в какую командировку его отправлять не собираются, тогда у него не будет вариантов. Как ты считаешь? Ему придется поехать с нами, даже если у него были другие планы. Здорово я придумала?
Конечно, твои советы мне очень пригодились бы, но я тут подумала и поняла, что мало кого знаю с Костиной работы. То есть к нам в гости на его день рождения каждый год приезжает человек по двадцать с женами или с подругами, я всех их помню в лицо и по именам, но плохо представляю себе, кто из них какую должность занимает. Я начала подробно описывать, что помню, но пока получилось только про трех человек. Постараюсь сегодня ночью закончить, Костик предупредил, что приедет только завтра, какие-то там срочные проблемы у них возникли, так что до утра у меня будет навалом свободного и бесконтрольного времени. Если к утру сделаю, то завтра перешлю тебе мои мемуары. Буду рада любым твоим советам, ты действительно в таком деле более опытная, я-то ни одного дня не работала с тех пор, как вышла замуж, уже все перезабыла насчет служебных отношений.
Целую, до завтра,
Одалиска.
Одалиска – Морю, 19 апреля 2004 года
Моречко, посылаю тебе то, что обещала. Получилось ужасно длинно, писала всю ночь, открой «скрепку». Жду ответа.
О.
Одалиска – Морю, 20 апреля 2004 года
Почему не отвечаешь? Ты получила мое послание со «скрепкой»? Время идет, праздники на носу. Я нервничаю.
О.
Море – Одалиске, 21 апреля 2004 года
Одалиска, извини, что задержалась с ответом. Понимаю, время не терпит, но мне нужно было внимательно прочесть твои «записки охотника» и тщательно обдумать их, прежде чем давать тебе советы. Дело деликатное, времени действительно осталось в обрез, поэтому, если что не так пойдет, переделывать уже не успеешь, так что осечки быть не должно.
Из тех людей, которых ты мне описала, ни один не вызывает у меня доверия в том смысле, что вот с ним бы я поговорила в первую очередь. Самыми перспективными с точки зрения интересующего тебя разговора мне кажутся те, кого ты перечислила под номерами 4, 7 и 12. Судя по всему, они обладают достаточными полномочиями и, что немаловажно, хорошо относятся лично к тебе, так что, если Костю действительно собираются послать в командировку, твоя просьба и твои жалобные глазки могут сыграть свою роль. Номер 12 похож на главного босса, и если я не ошиблась, решение принимает именно он. НО! Если он и есть главный босс, то ему может очень не понравиться, что жена его сотрудника обращается непосредственно к нему. Знаешь, у боссов есть такая болезнь: они считают нужным общаться и решать вопросы только с равными себе по положению или с вышестоящими. Ты можешь мне возразить, что этот человек приезжает к Косте на день рождения, то есть для него это не зазорно, но поверь мне, зайка, день рождения – это одна песня, а служебные и деловые вопросы – совсем-совсем другая. И теперь представь себе ситуацию: ни о какой командировке речи нет, Костя тебя обманул, и босс тебе об этом скажет. Чего ты добьешься? Каков будет результат? Сейчас я тебе разложу по полочкам. Первое: босс вызовет Костю и навставляет ему фитилей, то есть между ними испортятся отношения, и это неизбежно скажется на Костиной работе и на возможном повышении в должности и зарплате. Второе: история почти наверняка станет в фирме достоянием гласности, и совершенно непонятно, как это скажется на взаимоотношениях твоего мужа с коллегами по работе. Не исключено, что над ним начнут смеяться, потому что он так глупо «прокололся на бабе». Третье: Костя начнет тебя ненавидеть за то, что ты вмешиваешься в его служебные отношения и портишь их. И четвертое: Костя поймет, что ты все знаешь про его обман, и что ему с этим делать? Он ведь может хлопнуть дверью и уйти к той женщине, как делают многие мужчины, уличенные в супружеской измене, а разве этого ты хочешь добиться? По-моему, ты хочешь совсем другого. Так что вариант с боссом пока откладываем.
Типчики, которые у тебя описаны под номерами 4 и 7, явно близки к Косте и дружат с ним, так что действовать надо через кого-то из них. И ни в коем случае не открыто. Подкатись к ним потихоньку: мол, так и так, прямо не знаю, что и делать, Костика собираются снова услать на все праздники, семейная жизнь рушится и все такое. Но Костик совершенно помешан на своей работе, и вообще он такой безотказный, не может начальству сказать «нет». Может быть, ты мог бы поговорить с вашим боссом, чтобы Костика не посылали в командировку, пока праздники не кончатся, только чтобы Костик не знал, а то он будет сердиться. Даже если твой муж врет и на самом деле он собирается ехать на море с женщиной, его друг тебе об этом не скажет и пообещает поговорить с руководством, а на самом деле он шепнет Косте, что лучше бы ему не рисковать понапрасну и с любовницей никуда не ездить, а то, не ровен час, ты и до руководства дойдешь. И Костя, если у него есть хоть капля разума, поедет с тобой и с Дашкой, а не с ней. Тебе же все это будет преподнесено как результат переговоров друга с начальником. Таким образом, Косте удастся сохранить лицо и перед тобой, и перед коллегами, начальство ничего не узнает, скандала не будет, и повышение по службе не пострадает. Идея понятна? А уж если он все-таки уедет без тебя, то в такой ситуации ты сможешь быть абсолютно уверена, что это действительно командировка. Тут уж ничего не попишешь. Дело есть дело.
Теперь идем дальше. Кого выбрать, номер 4 или 7? Судя по тому, что ты пишешь, номер 7 появился у вас впервые только в этом году, раньше он не приезжал, из чего можно сделать вывод, что раньше он вместе с Костей не работал. Номер 4, наоборот, дружит с твоим мужем давно, и в этом смысле я бы отдала предпочтение именно ему, но он, опять же судя по твоим словам, бывает не вполне адекватным. Те особенности поведения, которые ты мне описала, говорят о том, что он балуется наркотой, а наркоманы – люди крайне ненадежные. Он может сделать все не так, спровоцирует на работе скандал, и все твои усилия пойдут прахом. Поэтому я бы на твоем месте сделала ставку на мужичка под номером 7, он производит неплохое впечатление. Если у тебя есть более подробная информация о нем, поделись, чтобы наши выводы стали более обоснованными.
Зайка, я вот еще о чем подумала. Когда Костя уезжал в декабре и в феврале – марте, ты ни разу не писала о том, что, дескать, звонила ему на работу или кому-то из сослуживцев, чтобы выяснить, когда он вернется. Почему? Ты это делала, но просто мне не говорила? Или у тебя вообще нет такой привычки – звонить, выяснять, то есть пользоваться дополнительными источниками информации? Или ты готова была бы это сделать, но у тебя нет их телефонов? Или телефоны есть, но ты считаешь, что недостаточно знакома с сослуживцами мужа, чтобы звонить им по таким деликатным вопросам? Мой интерес не праздный, мне важно это понимать, чтобы выработать правильную стратегию твоего поведения в том случае, если ты все-таки решишь действовать, а не сидеть и ждать, как будут развиваться события.
Понимаю, что тебе сейчас не до телевизора, но как тебе новый сериал по роману Кречетова? Он идет поздно вечером, так что я успеваю смотреть, и у меня уже появилась куча мыслей. Готова поделиться, когда у тебя будет настроение.
Море.
Одалиска – Морю, 22 апреля 2004 года
Моречко, у меня ничего не получается, я спросила вчера у Кости, как будто невзначай, про Вадика (это тот, который номер 7), а он сказал; что Вадик уже две недели в больнице, его какие-то хулиганы избили и ограбили. Я, конечно, могу сказать, что хочу его навестить, это было бы нормально, но, по-моему, бессмысленно, ведь если он уже две недели не ходит на работу, то ничего не знает про Костины командировки, да и моя просьба поговорить с начальником будет выглядеть нелепо. Может, все-таки попробовать через Олега (это номер 4)?
У меня нет телефонов Костиных сослуживцев, как-то так с самого начала было принято, что я никогда им не звоню. Ни им, ни их женам. И они мне не звонят. То есть мы не дружим семьями, а встречаемся, только когда ездим к ним в гости или они к нам приезжают. Ты думаешь, если я попытаюсь за спиной Кости поговорить с кем-то из них, это будет выглядеть странно? * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 22:08 | Сообщение # 27 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 26
Одалиска.
Море – Одалиске, 22 апреля 2004 года
Именно так я и думаю. Но если ты твердо решила поговорить, то, во-первых, давай рассмотрим еще какую-нибудь кандидатуру, потому что Олег с подозрениями на наркоманию меня что-то не вдохновляет, и во-вторых, тебе следует тщательно продумать, как начать разговор с учетом того, что раньше ты никогда за спиной Кости с этим человеком не общалась. Я еще раз перечитала твои записи и подумала о номере 1. А что? Мужик под сорок лет, холостой, каждый раз появляется с новой девушкой, то есть, если у Кости есть проблемы романтического плана, номер 1 отнесется к ним с пониманием и сделает все как надо. С другой стороны, он привык кобелировать на свободе, и для него это норма жизни, так что он может и не учесть всей остроты вопроса для человека семейного и отнесется к твоей просьбе несерьезно. Подумай, как он тебе, и сообщи дополнительную информацию, если знаешь что-то еще о нем.
Море.
Одалиска – Морю, 23 апреля 2004 года
Моречко, так вышло, что не успела с тобой посоветоваться. Вчера поздно вечером (мы уже почти легли спать) к нам приехали двое с Костиной работы, один из них тот, который номер 12, а другого я вообще не знаю, в первый раз увидела. Они все (и Костя тоже) были очень сердитые, уселись в гостиной, я им принесла закуску к выпивке и ушла. Хотела подслушать, о чем они разговаривают, но не получилось, Дашка проснулась и раскапризничалась, пришлось сидеть около нее и сказку читать. Когда я услышала, что они уходят, вышла к двери и думаю: «Черт с ним, попробую!» И говорю: ну что, господа бизнесмены, неужели придется моему мужу опять праздники без семьи встречать? Они эдак переглянулись, потом номер 12 усмехнулся, повернулся к Косте и говорит: «Это хорошо, Костик, что у тебя жена такая понимающая. Другая бы уже в истерике билась, а она, видишь, понимает, что дело требует жертв. Усек, Константин? Дело жертв требует». И так серьезно это сказал, мне даже не по себе стало. Ну, я набралась нахальства и спрашиваю: «Вы хоть в теплые края его посылаете? А то обидно, у нас тут солнышко, а Костя неизвестно где будет». А тот, второй, которого я не знаю, отвечает, мол, солнышка не обещаем, твой муж поедет в северные края, а там погода неустойчивая.
Вот такие дела, Моречко. Значит, про командировку – это не вранье, и начальник в курсе. Чувствую я, не видать мне в этом году моря как своих ушей.
Одалиска.
Одалиска – Морю, 25 апреля 2004 года
Море! Катастрофа! Костя вчера уехал. Но как! Я больше чем уверена, что он сговорился со своими мужиками, чтобы они его прикрыли. «В северные края, там погода неустойчивая». Как же! Дожидайся! Он вещи быстренько собрал и уехал, а я, не будь дура, шкаф открыла и проверила, что он с собой взял. Так вот, взял он только легкие вещи: две пары летних брюк, майки, шорты, сандалии, кроссовки и панамку дурацкую, которую мы в прошлом году в Испании купили, на набережной, для смеха. Это он в северные края поехал с таким гардеробом, да? Ни одного свитера, ни куртки – ничего! Зато не забыл прихватить с собой загранпаспорт. Картина ясная: он уехал с ней, с этой проституткой в красном платье. И уехал не на север, а именно на юг, на море. Причем не в Краснодарский край какой-нибудь, а за границу. Как мне быть, Море, роднуся моя? Как это пережить? Такая чудовищная ложь, да еще мужиков с работы в это впутал. Теперь вся фирма знает, что он меня обманывает, и все надо мной за глаза смеются. Позор!
Что делать, Море? Как жить с этим? Я так не хочу, чтобы Костя меня бросил, я так этого боюсь. Все-таки я его люблю, и ребенок у нас, без Кости мне Дашку не поднять, у меня профессии никакой нет, да и домой к родителям возвращаться не хочется. В общем, караул. Скажи мне что-нибудь утешительное.
твоя Одалиска.
Море – Одалиске, 26 апреля 2004 года
Да, Одалисочка, насчет летних вещей – это неприятно, но все-таки не катастрофа, тут ты явно преувеличиваешь. Почему ты так твердо решила, что Костя уехал на курорт с любовницей? Да, он мог уехать на юг, но совсем не обязательно с ней. Слова того мужчины, который приходил к вам домой, насчет севера могли быть просто шуткой, с самого начала было известно, что он едет в южные края. Или переменились обстоятельства, в тот момент планировали поездку в северную часть страны, а потом оказалось, что ехать нужно совсем в другое место, так часто бывает. То, что Костя уехал в южном направлении, сомнению не подлежит, тут я с тобой не могу не согласиться, но почему именно на курорт? И почему именно с бабой? Тут у тебя перебор, зайка моя. Ты что, слышала, чтобы он с ней созванивался, разговаривал о поездке? Ты слышала, как он произносит названия «Анталия, Измир, Бодрум, Кемер, Ларнака, Ницца, Биарриц, Марина-дель-Соль, Римини»? Ведь не слышала же, правда? Так чего ты себя накручиваешь?
Ну-ка бери себя в руки. И делай так, как я учила: придумывай всевозможные объяснения и выбирай из них самое хорошее, а не хватайся за первое попавшееся, тем более за плохое.
Целую тебя,
Море.
Одалиска – Морю, 27 апреля 2004 года
Вообще-то таких названий, какие ты перечисляешь, я действительно в Костиных телефонных разговорах не слышала, хотя последнее время постоянно находилась настороже и старалась все услышать, особенно если он в разговоре понижал голос. Но зато я слышала название «Дангара», это где-то в Египте или в Тунисе, в общем, на севере Африки. Вот туда он и уехал, я уверена. Что же получается? Я тут с ума схожу от ревности, реву и транквилизаторы глотаю, а он в море плещется и с этой сучкой трахается? Это как вообще? Нормально?
О.
Море – Одалиске, 29 апреля 2004 года
Одалиска, милая! Если ты произносишь слово «Америка», это совершенно не означает, что ты собираешься туда ехать. Мало ли какие географические названия ты могла слышать от Кости? Мы с тобой в переписке с десяток курортов перебрали, но мы же туда не едем, по домам сидим, ты в своем городе, я – в своем. С транквилизаторами завязывай, это не дело, зайка моя.
А теперь послушай, что я тебе скажу, только не выключай компьютер, пока не дочитаешь до конца. Ты – девушка нервная, эмоциональная, и если тебе не понравится то, что я пишу, с тебя станется… Так вот, Одалисочка, определись уже наконец, чего ты хочешь в первую очередь: чтобы Костя тебя любил или чтобы он тебя не бросил. Я понимаю, ты хочешь того и другого одновременно, и можно без хлеба, как говорил Винни-Пух. Но для удобства анализа желания придется разделить. Итак, что нужно сделать, чтобы Костя тебя любил и тебе не изменял? Ответ: ничего. С этим сделать ничего нельзя. Если он тебя не любит, то не любит, и повлиять на это невозможно. Ты, наверное, наслушалась идиотских фраз о том, что за любовь нужно бороться, не сдаваться без боя и всякое такое, но это полная дребедень, уж поверь мне. Что значит «бороться за свою любовь»? Это значит, что человек тебя любить не хочет, а ты его заставляешь, он не любит, а ты заставляешь, заставляешь, заставляешь, всеми правдами и неправдами, честными и нечестными методами, вьнуждаешь человека делать то, чего он делать не хочет. Ведь бред же, правда? По здравом размышлении любому должно стать понятно, что так не бывает и быть не может. Можно заставить человека учиться, работать, можно заставить вернуть долг или сделать какое-то дело, но нельзя насильно, против его воли, заставить его чувствовать то, что ты хочешь. Так что если вдруг (не дай бог, конечно) выяснится, что твой муж тебя больше не любит так, как тебе этого хочется, то есть страстно и преданно, то сделать с этим ничего нельзя и тебе придется смириться и принять это как данность, которую ты не в силах изменить. Вторая часть: ты не хочешь, чтобы он тебя бросил. Вот тут можно сделать очень и очень многое. В первую очередь ваш брак должен быть для него комфортным и в бытовом плане, и в психологическом. Он должен идти домой с радостью и точно знать, что дома его ждут только положительные эмоции и только приятные вещи: красивая жена, пребывающая в спокойном и хорошем настроении, веселый здоровый ребенок, чистота, вкусная еда, атмосфера доброжелательности, разговоры только на интересующие его темы и просмотр по телику только интересных для него передач. Элементов, составляющих физический и эмоциональный комфорт, очень много, ты все их знаешь, наверное, наизусть, так что не мне тебя учить, но помни: главная составляющая – это жена с ее внешним видом, настроением и поведением. Как бы ни было в доме чисто, а на столе вкусно, но если жена ворчит, пилит, вызывающе молчит, предъявляет претензии, достает подозрениями, повышает голос или делает еще что-нибудь, из-за чего общение с ней становится некомфортным, со всем остальным можно не стараться. Я понимаю, трудно быть белой и пушистой, когда на душе черно от ревности, но тебе придется, если ты хочешь, чтобы Костя тебя не бросил. И в первую очередь для этого нужно научиться не зависеть от его любви. Ты ведь от чего с ума сходишь? От мысли, что он тебя больше не любит. А если предположить, что тебе все равно, любит он тебя или нет, что для тебя главное, чтобы он жил вместе с тобой и растил ребенка, то сразу же все приобретает совершенно другую окраску. Попробуй, и поймешь, что я права.
И еще одно соображение. Мужчина, как правило, бросает жену ради любовницы только тогда, когда ему становится трудно или невозможно совмещать одну женщину с другой. До тех пор, пока наличие любовницы не создает проблем в семье, его фиг заставишь развестись, мужики боятся перемен еще больше, чем мы, бабы. Поэтому, если ты хочешь сохранить семью во что бы то ни стало, закрывай глаза на все, даже на самые явные признаки того, что у Кости есть другая женщина, и он никогда тебя не бросит.
Но я считаю, что веских доказательств наличия на горизонте любовницы у тебя все же нет. Согласна, есть сомнительные моменты, каждый из которых в отдельности можно разбить в пух и прах, но вместе они, конечно, наводят на разные мысли… Однако если ты собираешься жить с Костей и дальше, если ты этого действительно хочешь, то лучше тебе научиться думать правильно, то есть только о хорошем, как я тебя учила.
Счастливых тебе праздников, Одалисочка. Я на все выходные уеду к родителям на дачу, там нет компьютера, так что, если ты мне напишешь, ответить смогу только после 10 мая. Целую тебя,
Море.
Игорь Дорошин
На этот раз с журналистом Сашей Вознесенским я встречался на нейтральной территории. Все-таки у парня аллергия на кошачью шерсть, зачем же его мучить, тем более если я собираюсь обратиться к нему с предложением, которое больше смахивает на просьбу.
О встрече мы договорились вчера, и весь вечер я мысленно выстраивал разговор, подбирал аргументы, расставлял их в нужном порядке, прикидывал так и эдак, пытаясь сопоставить информацию о Николае Кузнецове, переданную мне Хвылей, собственные умозаключения и свои и Сашины возможности. Наконец мне показалось, что я все продумал, все учел, и я с чистой совестью лег спать. Среди ночи я проснулся в холодном поту: мне в голову пришла мысль из разряда простейших, очевиднейших, но эта простая мысль перечеркивала все мои умопостроения. А что, если Кузнецов был новым любовником Аллы Сороченко? И мой отец об этом узнал и организовал убийство соперника? А может быть, не только его одного, но заодно и неверной возлюбленной? Тогда мои попытки доказать, что двойное убийство было на самом деле убийством конкретно Кузнецова, обернется тем, что обвинение все, равно падет на отца. Если же я не стану вмешиваться и заниматься самодеятельностью, то эту версию проверять не станут и все обойдется. И так нехорошо, и эдак неладно. В принципе, папа мог с равным успехом заказать только Аллу, только Николая или обоих, так что, по какому бы пути ни пошло следствие, они все равно придут к исходной точке: к Владимиру Николаевичу Дорошину. И мои жалкие потуги раскрыть преступление самостоятельно при помощи Саши Вознесенского могут только ускорить трагический для моей семьи финал. Но ведь мое бездействие тоже может обойтись слишком дорого. А вдруг это все-таки было убийством именно Кузнецова, причем вовсе не из-за Аллы? Если о романе папы с убитой женщиной знает следствие, то его наверняка уже допрашивали. Как он себя повел? Что говорил на допросе? Дал ли повод к подозрениям или полностью отбился? Знает ли об этом мама? Вряд ли знает, иначе уже раз сто позвонила бы с возмущенными причитаниями о том, что папу беспокоят и треплют ему нервы. Значит, у него хватило ума хотя бы на то, чтобы маму не тревожить.
Так все-таки что мне делать? Ввязываться в эту авантюру или нет? До тех пор, пока следствие идет по пути раскрытия убийства Аллы Сороченко, папе, наверное, нетрудно будет утверждать, что ни о каком новом любовнике он не знал и, стало быть, мотива для убийства у него не было. Он будет стоять на том, что Алла никаких поводов для ревности ему не давала, и вообще между ними царила полная гармония. И доказать, что мой отец знал о новом увлечении Аллы, будет практически невозможно, потому что если оно и было, то о нем никому не ведомо, в противном случае до Светки обязательно дошли хотя бы отголоски этой истории. А вот если переместить акцент на Кузнецова и начать копать и разрабатывать его связи поглубже, а не так поверхностно, как это сделано на сегодняшний день, то информация о его связи с женой хозяина может и выплыть, а тут уж и до папы рукой подать. Вернее, до того факта, что у него мог быть мотив для убийства. Черт, прямо оперные страсти какие-то!
Одна коварная мыслишка долго стояла, притаившись за дверью сознания, и, улучив удобный момент, все-таки выскочила наружу: если папа виновен или хотя бы причастен, то, разрабатывая линию Кузнецова, у меня есть все возможности заняться манипулированием информацией. Проще говоря, я смогу утаить то, что покажется мне опасным, и подать в выгодном для себя (в смысле – для моей семьи) свете все остальное. Каков капитан Дорошин, а? Готов пойти на фальсификацию во имя спасения родного папаши. Или не готов? Так как же все-таки мне поступить? Какое решение принять?
Надо ли говорить, что с той минуты я больше не спал. Что-то я в последнее время спать стал маловато, все мысли черные одолевают…
Как я отработал день на своем участке – даже и припомнить не смогу, голова была будто песком набита, я не очень хорошо соображал и не уверен, что делал все правильно. Кажется, я посвятил день совместной работе с инспектором по делам несовершеннолетних, во всяком случае, в памяти мелькают остатки впечатлений о посещении двух школ и нескольких неблагополучных семей. Но, возможно, это всего лишь плод воспаленного воображения, и на самом деле занимался я совсем другими вещами. Не помню. Более или менее адекватно воспринимать окружающий мир я начал только тогда, когда пришел в кофейню на Мясницкой, где была назначена встреча с Вознесенским.
Он опоздал примерно на полчаса, и за это время я успел выпить две чашки кофе и немножко наладить мыслительный процесс.
– Как продвигается сбор материала для статьи? – бодро спросил я, когда Саша уселся напротив меня за столик и заказал себе кофе и какие-то закуски.
– Да ты, наверное, и сам все знаешь от Светланы, – уклончиво ответил он.
Я понял, что он боится разговора о моем отце. Конечно же, Саша в курсе, ведь он постоянно был рядом со Светкой на всех мероприятиях, которые она посещала в последнее время. Он просто не может не знать про отца и Аллу Сороченко.
– Н-да, – протянул я, – стало быть, с материалами у тебя небогато.
– Ну, это как сказать, – усмехнулся журналист.
Ответ мне не понравился. Для меня он означал примерно следующее: можно написать о том, как милиция изо всех сил копает в сторону анташевского бизнеса, а на самом деле у убитой был любовник, да еще какой знаменитый, да у которого в придачу сын – милиционер, так что господин Дорошин-старший вполне мог рассчитывать в непредвиденном случае на профессиональную помощь. Тоже неплохо. А ведь есть еще версия, да какая крутая: убийство Аллы организовал Дорошин-младший, потому что папин роман, сделавшийся на старости лет, мешал творческой деятельности великого певца, неблагоприятно сказывался на голосе (тут можно наворотить всяких подробностей про нарушения режима и диеты) и ставил под угрозу дальнейшие успешные выступления, а стало быть, и высокие доходы, чему сыночек, живущий на иждивении родителей, стремился всеми силами воспрепятствовать. Для статьи в прессе – просто шикарно. Только не подумайте, что я такой умный и сразу же сообразил все это, как только начал разговаривать с Вознесенским. Нет, конечно. Все это пришло мне в голову еще ночью, когда я вертелся в постели, то и дело натыкаясь то щекой, то рукой на мягкую Аринину шерстку.
– А хочешь, чтобы материала было еще больше?
– Конечно.
– Тогда давай расставим все по своим местам, – твердо сказал я. – И моего отца обсуждать не будем, хорошо?
– Нет.
Саша сказал это мягко и посмотрел на меня чуть удивленно, но сквозь облик романтического двоечника вдруг проглянуло что-то жесткое. Проглянуло – и тут же исчезло, и снова передо мной сидел молодой мужчина, мой ровесник, в очках с толстыми стеклами, в темной рубашке и теплом джемпере, весь такой домашний-домашний, неофициальный-неофициальный. Если бы не его аллергия, я бы даже сравнил его с большим ленивым котом.
– Что – нет?
– Мы сначала обсудим твоего отца, а уж потом будем говорить о том, как сделать так, чтобы у меня было больше информации.
– Почему так, а не иначе?
– Потому что у меня может сложиться впечатление, что ты уверен в виновности своего отца. Ты хочешь, чтобы у меня было такое впечатление? * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 22:09 | Сообщение # 28 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 27
– Не хочу. Саша, я ни в чем не уверен, но, кроме версии, связанной с моим отцом, есть еще и другие. Про роман отца и Аллы уже знает следователь, он этим и без нас с тобой занимается, а вот другими версиями не занимается никто, у них просто нет сил и времени. У тебя есть шанс принять непосредственное участие в работе и получать всю информацию из первых рук. Хочешь?
Я был уверен, что он скажет: «Хочу!!!», причем ответит сразу же, не раздумывая. Журналист ведь, не кто-нибудь, должен клюнуть. Но я ошибся. Прежде чем ответить, Вознесенский долго думал, одновременно поедая что-то вроде толстого горячего бутерброда. Кажется, у знающих людей это называется клубным сандвичем.
– И как это будет выглядеть? – спросил он наконец.
Я объяснил. Мы вместе будем разрабатывать линию Николая Кузнецова. Кое-какими сведениями о нем поделился Хвыля, остальное придется добывать самостоятельно. Например, есть имена парочки его подружек, с которыми Николай общался в последние полтора года, то есть с момента появления в Москве. До этого он жил в другом городе, и вполне возможно, туда придется поехать, чтобы покопаться в его старых связях.
– Сможешь?
– Легко, – улыбнулся Саша. – Возьму отпуск за свой счет, если очередной не дадут. Откуда родом этот Кузнецов? У него родители есть?
– Детдомовский. Но адрес детского дома известен, это у черта на куличках, в Самарской области. После детдома и интерната он немножко поработал в том же городке, потом переехал, но сведений о том, куда именно, нет. Известно только, что в Москву он приехал из Челябинска, но где он обретался до этого – неизвестно. Так что поездить тебе придется, если согласишься. Более того, я уверен, что на самом деле он в Москву вовсе и не из Челябинска прибыл. Документов, подтверждающих это, нет никаких, все записано с его слов. А сказать, сам понимаешь, можно все.
– А в паспорте что?
– Ну, в паспорте стоит штамп о регистрации в Челябинске, но этому штампу сто лет в обед, его аж в девяносто девятом году поставили. А где гарантия, что он так и сидел все эти годы на одном месте? В Москве он с февраля 2003 года, у Анташева работал с мая того же года, а чем он занимался до этого, никто точно не знает. Вот это все нам с тобой и нужно будет выяснить. Ну что, берешься?
– Берусь, – решительно ответил Вознесенский, на этот раз без всяких раздумий. – А как этот водила к Анташеву-то попал? Старый знакомый?
– Если бы, – вздохнул я. – Если бы они раньше были знакомы, проблем бы не было. Анташев его в спортзале нарыл. Кузнецов приехал в Москву, искал работу и возможность зарегистрироваться, ходил в спортзал качаться, а Анташеву срочно понадобился водитель-охранник без вредных привычек, и он пришел к хозяину этого зала, через которого он уже раньше подыскивал себе ребят. Экономный этот Анташев просто фантастически! Вместо того чтобы нанимать охранников через агентство, сам искал, так дешевле выходило. Ну вот, пришел он к знакомому владельцу спортзала, тот и порекомендовал ему Кузнецова. Хороший, дескать, парень, спокойный, без вредных привычек и, что немаловажно, без глупостей в голове, то есть хочет работу честную, стабильную и с криминалом не связанную. Положение у него аховое, работы нет, регистрации нет, так что согласится на любую зарплату, даже не очень высокую, Экономному Анташеву это понравилось, он его нанял, сделал ему регистрацию по адресу своей дачи и поручил возить Аллу и выполнять всяческие мелкие задания, например, съездить за сыном и привезти его к отцу. Это все со слов Анташева, а уж как там было на самом деле – не знаю, – развел я руками. – Будем с тобой вместе проверять.
– Ну хорошо, а в трудовой книжке у него что написано? Там же должны быть записи о том, где он работал, – настаивал журналист.
Я расхохотался.
– Ох, Саня, наивный ты человек, а все потому, что приличный. Да на кой ему трудовая книжка? Трудовая нужна тем, кто заботится о пенсии, а наш Коля Кузнецов, судя по всему, не собирался в старости жить на государственное пособие, а может, и вовсе не планировал до этого возраста дожить. У Анташева, конечно, трудовая книжка Николая лежит, в его фирме кадровик дела в порядке содержит, правда, не проверяет ничего и никого, но бумажки все для проверки всегда в ажуре, да только я тебе таких книжек за полчаса штук сто нарисую, вон бланки на каждом углу продаются, покупай, заполняй, ставь липовые печати – и трудовая биография готова. Когда Кузнецов поступал на работу к Анташеву, книжки у него не было, сказал, что потерял вместе со всеми документами, в том смысле, что его обокрали по дороге в Москву. И военный билет, и трудовая книжка, и водительские права, и еще какие-то бумажки, короче, все, кроме паспорта, который он, как человек предусмотрительный, носил в кармане. Все остальное было в чемодане, а чемоданчик – тю-тю. Так что начинать будем с чистого листа.
– А конкретнее?
– А если конкретнее – то с Колиных подружек, благо их всего-то две. Правда, не могу поручиться, что их и в самом деле только две, может, и больше, но оперативники поверхностным поиском обнаружили двух. Вот к ним и поедем.
– Когда?
Вопрос мне понравился. В нем звучало уже не цепляние к деталям в попытках понять, где я обманываю, чего недоговариваю, а полная готовность к действию.
– Да как только будет свободное время, так и поедем.
– Тогда сейчас, – решительно сказал Вознесенский.
– Идет, – согласился я.
***
В записях, которые показал мне Иван Хвыля, значились Ниночка и Валечка. Ниночка работала кассиром в супермаркете, Валечка – маникюршей в салоне красоты.
Супермаркет находился по соседству с домом, где Кузнецов снимал квартиру, из чего можно было сделать вывод, что с девушкой Ниной он познакомился, когда покупал продукты. Нину мы на работе не застали, не ее смена, и решили сперва попробовать наведаться в салон, где трудилась вторая подруга убитого, а уж потом, если ничего не выйдет, искать девушек по домашним адресам. Не знаю почему, но люди куда легче и охотнее разговаривают с милиционерами в свое рабочее время. Наверное, это потому, что многие рассматривают время пребывания на работе как выброшенное из жизни, вот и не жалко его тратить, все-таки разнообразие какое-то. Разумеется, к бизнесменам и владельцам фирм это не относится, а вот к служащим – в полной мере. Зато, когда начинаешь приставать к человеку, когда он дома, это вызывает такую злобу, что просто диву даешься. Свободное от службы на хозяина время – наша самая большая ценность, собственно, об этом и Маркс говорил, если я не ошибаюсь, и расходовать сию ценность черт знает на что не хочет никто. Ну что ж, оно и понятно. Тем паче у каждого человека есть личные планы, а тут – здрасьте! – мы из милиций, поговорите-ка с нами, да подольше, да поподробнее, да не всегда о приятном. Кому понравится? То-то и оно.
С Валечкой нам повезло, она мало того что оказалась в своем салоне, так у нее еще и клиентов не было, а сидеть все равно полагалось до самого закрытия, то есть до десяти вечера. В нашем распоряжении оказался целый час, даже с минутами. За стойкой администратора восседала женщина такого вида, что сомнений не оставалось: это Сама. То есть хозяйка. Стоило нам спросить мастера по маникюру Валентину, она окатила нас взглядом, в котором было столько подозрения и недоброжелательности, что мы почли за благо не рисковать и не доставлять девчонке лишних неприятностей. О том, чтобы объяснить, кто мы такие и зачем пришли, не могло быть и речи, придется маскироваться под желающих сделать маникюр. Сашу я пожалел и в качестве клиента выступил сам. Да черт с ним, где смокинг – там и ухоженные руки, авось никто не заметит.
– Валя, вы мне только ногти не полируйте, – попросил я. – Лучше побольше внимания массажу уделите. Обрежьте все, что там у вас полагается, и сделайте массаж как следует.
Хорошенькая рыженькая Валечка понимающе улыбнулась и внимательно осмотрела мои грабли. Ничего приятного, надо полагать, она не увидела.
– Я вам еще парафиновое обертывание сделаю, если для вас не дорого, – предложила она. – У вас кожа очень пересушенная. А царапины откуда?
– Котам маникюр делал, – улыбнулся я. – А им не нравится, они вырываются и царапаются.
Ее зеленые ярко подведенные глазки зажглись любопытством.
– Котам? У вас их сколько? Двое?
– Пятеро, – с гордостью сообщил я.
– Ух ты! Класс!
– Валя, вы только не спрашивайте меня о них, ладно?
– Почему? – удивилась девушка. – Обычно если у кого кошка или собака, так хлебом не корми – дай про них поговорить. А вам не нравится про них рассказывать?
– Именно что нравится. Даже очень. Я, Валечка, сумасшедший кошатник, для меня нет ничего в жизни интереснее котов и кошек, особенно когда их несколько. Мне только дай волю, так я про все забуду и начну часами о них говорить. Поэтому воли мне давать не надо, а то я вам своими кошками голову заморочу, а про дело поговорить с вами не успею.
– Про какое дело? – насторожилась она.
– Про Николая Кузнецова. Вам ведь уже говорили, что он погиб?
– Ну да, – она кивнула, разбалтывая в мисочке с горячей водой какие-то порошки, – приходили тут какие-то… из милиции. Только я ведь ничего не знаю.
– Это вы про убийство ничего не знаете, а про самого Колю можете много интересного рассказать. Каким он был, что любил, что ему нравилось, что не нравилось, что он ел, какие передачи по телику смотрел, какой у него был характер.
– А, это… – протянула Валя. – Это да. Только мы с ним уже полгода не встречались. У меня другой парень теперь, да и у него, как я поняла, другая девушка. Так что слезы по нему лить я не собираюсь. А вы что, тоже из милиции?
– Тоже, – нахально подтвердил я, не сильно, впрочем, греша против истины.
– И маникюр делаете? – недоверчиво прищурилась она.
Я скорчил трагическую мину.
– А куда ж деваться? У вас там, у входа, такая дама строгая сидит, что я не решился ей признаваться, пришлось делать вид, что мы клиенты. Она нас, наверное, за сексуальное меньшинство приняла: пришли вдвоем, да на маникюр.
– Да ладно, – усмехнулась девушка, – пусть думает. Это хорошо, что вы ей не сказали, а то после тех, ну, которые в прошлый раз приходили и корочками трясли, она из меня три дня душу вынимала: что это у меня за проблемы с милицией, уволить грозилась. Прямо ума не приложу, что вам про Колю рассказать, вроде ничего такого я не знаю. Водила и водила, как все.
– А поподробнее? Что значит «водила, как все»?
– Ну, обыкновенный он был. Спокойный, серьезный такой, ночных тусовок не любил. Добрый.
– Добрый?
– В смысле – не жадный. И вообще… Такой, знаете, сочувствующий. Если я устала или плохо себя чувствую, пожалеет, сделает что-нибудь хорошее, ну, там, за ананасом, например, сбегает или за мороженым или цветы принесет. * * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 22:10 | Сообщение # 29 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 28
– Ничего себе обыкновенный, – заметил Саша, который сидел рядом и с любопытством наблюдал за тем, что девушка проделывает с моими руками. – Вы что же, хотите сказать, что добрые, серьезные и спокойные мужики на каждом углу валяются?
– Ничего я не хочу сказать. Нормальный он был. Только неразговорчивый. Все больше молчал.
– Так, может, он скрытный был? Хотел что-то от вас утаить?
– Ой, я вас умоляю! – протянула Валя. – Чего ему скрывать-то? Водила – он водила и есть, все тайны у него хозяйские, а про его хозяев я и не спрашивала никогда, мне неинтересно.
– Николай хозяина возил? – на всякий случай спросил я.
– Нет, его жену, ну и там всякое по мелочи. Поручения какие-то, пойди туда – не знаю куда, одним словом.
– Про жену хозяина много рассказывал?
– Да нет, пару раз обмолвился. Я ж говорю, он молчаливый был, трепаться не любил.
– А куда вы вместе ходили? В кино, в клубы, в рестораны?
– В клубы – нет, он этого не любил. А в рестораны и в кино ходили, конечно.
– На какие фильмы?
– Ой, ну на какие фильмы мужики ходят? Боевики, пришел-ударил-убил, руки-ноги повыдергивал, потрахался – вот и все кино.
Я не стал спорить с Валечкой, хотя знаю точно, что не все мужики любят боевики, точно так же, как не все женщины любят слезливые мелодрамы.
– Зачем же вы ходили, если вам не нравилось? – снова вступил Вознесенский.
– А кто сказал, что мне не нравилось? Мне по кайфу. Там такие прикольные вещи бывают! И потом, Коле нравилось, а я влюблена была, хотелось ему приятное сделать. Но он правда очень добрый был, понимал, что мне и другое нужно. Каждый раз после того, как мы на боевик сходим, он говорил: теперь ты выбирай, какой фильм хочешь посмотреть, давай сходим. Я ни разу этим не воспользовалась, но было приятно.
– А в какие рестораны вас Николай водил?
– Да какие по дороге попадутся, в те и заходили. Но в основном в те, что поближе к его дому.
– Отчего так?
– Ему хозяин разрешил машину возле дома ставить, чтобы можно было вызвать в любое время, даже ночью. Ну и вот, Коля меня встретит, привезет к себе домой, машину поставит – и в ресторан. Далеко же не хочется пилить, ноги не казенные, а метро он не любил.
– Так ведь машина же есть, – удивился я. – Почему на ней не поехать?
– Ну как же? – в свою очередь, удивилась девушка. – Это ж не выпить ни грамма в ресторане.
– А что, Николай был строг по этой части?
– Еще как. Даже кружку пива себе не позволял, если за рулем. Нет, серьезно, я не вру, он очень за свою работу держался. Хозяин Колю предупредил, что из передряг с гаишниками вытаскивать его не станет, если права отберут – уволит в тот же день и другого водителя возьмет. И вообще, я же говорю, Коля очень серьезный был, добросовестный. Если нельзя –. значит, нельзя.
Н-да, покойный был явно законопослушнее меня, грешного. Я-то позволяю себе, правда, не грубо, но позволяю. Серьезный, добросовестный и во всех отношениях приличный парень был этот Коля Кузнецов. Как же его угораздило-то?
– Валя, вот вы сказали, что у Николая после того, как вы расстались, появилась другая девушка. Это точно?
– Абсолютно, – тряхнула рыжей челкой Валя,
– Откуда вам известно? Он вам сам сказал?
– И сам сказал, и я своими глазами их видела. Мы случайно столкнулись в ГУМе, в кафе на втором этаже. Я со своим новым парнем была, а он с новой подружкой. Хорошенькая – прелесть! Даже лучше меня.
Я не совсем понял, было ли это критичностью по отношению к себе или дешевым кокетством, поэтому на всякий случай сказал:
– Ну, Валечка, это вряд ли возможно. Вы – настоящая красавица.
А сам подумал, уж не Алла ли Сороченко была той хорошенькой прелестью. Похоже, Саша подумал примерно то же самое, потому что очень уместно подал реплику:
– Даже не представляю, какой же надо быть, чтобы оказаться лучше вас.
– Да это, в общем-то, нетрудно, – улыбнулась Валя без тени кокетства. – Надо просто быть блондинкой, этого уже будет достаточно. Вот вы можете мне объяснить, почему вам, мужчинам, всегда блондинки нравятся больше всех остальных? Чем вас так белые волосы привлекают?
Алла была брюнеткой, но это еще ни о чем не говорит, учитывая наличие в природе париков и красок для волос. И потом, если у нее был роман с водителем, то, появляясь в общественных местах вместе с ним, она должна была во избежание случайных узнаваний стараться изменить внешность.
Вознесенский тем временем, спасая положение, пространно объяснял Валечке про подсознание и про то, что белый цвет ассоциируется с невинностью, и прочие фрейдистские глупости.
– И потом, светлые волосы молодят, – вступил я. – Если женщина хочет скрыть возраст, она чаще всего красится в блондинку.
– Ой, да что там ей скрывать! – вздернула брови девушка. – Ей от силы года двадцать два было.
– Точно? – строго спросил я.
– Точнее не бывает.
Значит, не Алла. Уже легче. Хотя и не совсем. Мало ли с какой подружкой Николай ходил в ГУМ. Тот факт, что он там был с очаровательной юной блондинкой, никак не отменяет того факта, что у него могла быть и другая любовница.
Мои руки млели и пели серенады. Пальцы у хрупкой Валечки оказались на удивление сильными, она проминала мои ладони так, что мне казалось, будто кожа на внутренней и тыльной сторонах кисти слипается. Никогда не думал, что существует массаж кистей и пальцев, и тем более не думал, что это такой кайф!
– Ну ладно, а кроме кино и ресторанов, еще где-нибудь бывали вместе?
– Практически нет.
– Может, встречали кого-то из Колиных знакомых?
– Нет, ни разу такого не было. Москва, знаете ли, город большой.
– Ладно. А что он про себя рассказывал?
– Практически ничего. Ну, говорил, что детдомовский, в армии не служил по здоровью, закончил ПТУ, работал в автосервисах и вообще всю жизнь имел дело только с машинами. Женат не был, детей нет.
– Откуда в Москву приехал – не говорил?
– Нет. Да я и не спрашивала.
Вот нравы, а? Почти год встречаться с парнем, периодически ночевать у него, ходить с ним в кино и в рестораны и практически ничего о нем не знать. Неужели самой не интересно? Или Николай так поставил дело, что и спрашивать не хотелось? Вполне возможно. Интересно, почему? Такой характер? Не любит говорить о себе? Или по каким-то причинам не хочет? Эта Валечка моложе меня всего-то лет на пять-шесть, а такое впечатление, что она вообще представитель другого поколения. И о новой подружке Кузнецова говорит без капли ревности, а ведь это для женщин вообще не характерно. У них может быть уже двадцать второй новый кавалер, но при мысли о том, что брошенный любовник устроил свою личную жизнь, они почему-то начинают ужасно злиться. А этой – хоть бы что. Ну был – и был. Ну убили – и убили. Чудеса, право слово.
* * * * *
|
| |
| |
| IvMan | Дата: Четверг, 31.05.2012, 22:11 | Сообщение # 30 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 2448
Статус: Offline
| Александра Маринина* Замена объекта *
Страница 29
– А почему его в армию не взяли? – полюбопытствовал Саша. – Чем он болел?
Валя пожала плечами.
– Вот уж не знаю. Подозреваю, что ничем. Здоровый был, как я не знаю кто. Липовую, справку купил, наверное. Так, давайте сюда руки, только осторожно: горячо.
Она обернула мои кисти чем-то действительно горячим и сверху обмотала полиэтиленом.
– Липовая справка дорого стоит, – заметил неугомонный журналист. – Откуда у бывшего детдомовца такие деньги?
– Ой, я вас умоляю! Может, вы думаете, что авторемонтники мало зарабатывают?
Никто из нас, конечно, так не думал. Но все-таки… Хотя если дело было в маленьком провинциальном городке, то там и цены на липовые справки невысокие. С другой стороны, в маленьком провинциальном городке на ремонте машин не больно-то разживешься, народ там небогатый, и иномарок, требующих дорогого ремонта, раз-два и обчелся. Но это уже зацепка. Чтобы детдомовский мальчишка, не имеющий ни родных, ни связей, сумел откосить от армии, он должен быть или серьезно болен, или иметь деньги. О болезни Кузнецова ни его хозяин Анташев, ни подружка Валечка ничего не знали. Так что же это могла быть за болезнь, которую выявили военкоматовские врачи, но которую вполне успешно можно было скрывать на протяжении почти двух лет и при этом тренироваться в спортзале? Сильная близорукость? Исключено. Ни очков, ни контактных линз Кузнецов не носил, да и о физических нагрузках в этом случае не может быть и речи. Может, у него обнаружили ВИЧ? Или психзаболевание? Или Кузнецов был гомосексуалистом? Да нет, не похоже, ведь есть Валечка, а в супермаркете на кассе работает еще Ниночка, которую мы пока не видели. Или он был наркоманом, но с тех пор успешно вылечился? Ой, что-то я сомневаюсь. На лечение нужны большие деньги, одной силой воли тут не обойдешься. И на липовую справку нужны деньги. Все упирается в деньги, которые непонятно откуда взялись у восемнадцатилетнего одинокого детдомовского парнишки. Вот здесь и нужно копать. Возможно, именно отсюда, из этой истории с деньгами, и тянется ниточка, приведшая в конце концов к убийству.
С парафиновым компрессом сидеть пришлось долго, около получаса, и за это время мы с Сашей успели выяснить много чего интересного, но, к сожалению, не о Кузнецове, а о самой Валечке. Она, оказывается, мечтает разбогатеть и начать путешествовать. Жизнь ее складывалась так, что она мало где бывала, кроме Москвы, лето проводила в основном с родителями на шести дачных сотках, выросла в небогатой семье, и дальние поездки были не по карману.
– Вот как попаду на вокзал, так – поверите? – все внутри дрожит от волнения, до того хочется поездить, мир посмотреть, да просто в поезде прокатиться. Я однажды в Шереметьеве была, подругу встречала, она из Турции прилетела, так я там чуть в обморок не упала от переживаний. Выходит человек из самолета, а я думаю: он три часа назад был ТАМ, дышал ТЕМ воздухом, видел ТОТ город. Понимаете?
Я понимал, но чисто теоретически, потому что благодаря папиным бесконечным гастролям и маминым периодическим Кошмарным Ужасам, случающимся в день спектаклей, объездил всю Европу, и ни малейшего волнения эти поездки у меня не вызывали. Да, я уже говорил, что мама не требовала моего непременного присутствия на зарубежных премьерах, но Кошмарному Ужасу ведь не прикажешь, он приходит, когда захочет, и если мамуля не могла справиться с ним в одиночку, я запасался больничным и в пожарном порядке мчался на выручку на один-два дня. Хорошо еще, что благодаря нужным знакомствам и энной сумме денег мне ежегодно проставляли в загранпаспорт годовую шенгенскую визу, так что вылететь к маме на помощь я мог в любой момент. Посему за десять лет я успел много где побывать.
– А на вокзале что делаете? – спросил я из вежливости, для поддержания разговора. – Тоже подруг встречаете?
Ну в самом деле, что ей там делать, если она никуда не ездит? Не подрабатывает же чистенькая деловитая Валечка вокзальной проституткой.
– Нет, я туда как раз с Колей ездила. Примерно раз в месяц.
Вот тебе и здрасьте! А говорила, что нигде, кроме как в кино ив ресторанах, вместе с Кузнецовым не бывала. Правильно говорят, что один вопрос и один ответ – это только малая часть информации, надо спрашивать неоднократно, под разным углом, в разное время и в разном контексте.
– На какой вокзал?
– На Казанский.
– И зачем вы туда ездили?
– Не знаю, – Валя начала аккуратно разворачивать мои руки.
– Как это – не знаете? Что вы там делали-то?
– Ну я же говорю: не знаю, – нетерпеливо повторила она, – Коля меня в баре оставлял, заказывал кофе, пирожные или коктейль и уходил. Потом возвращался, и мы уезжали.
– И вы у него не спрашивали, что он делал на вокзале?
– Он говорил, что у него небольшое дело.
Ничего не скажешь, откровенность у этой парочки была как-то не в ходу. А может, дело не в откровенности, а в отсутствии интереса к личности партнера? Кто их разберет…
– Как долго он отсутствовал?
– Минут пятнадцать-двадцать.
– Каждый раз?
– Ну да.
– Может быть, он встречал какие-нибудь посылки? Не обращали внимания? Может, он уходил с пустыми руками, а возвращался с пакетами или сумками? Или наоборот, уходил с сумкой, а возвращался без нее.
– Нет, что вы, такого не было. Вот какие ручки у вас стали чудесные – прямо загляденье! Смотрите! Нравится?
Я посмотрел, но ничего особенного не увидел. Руки как руки, какими были – такими и остались. Ну, правда, кожа стала помягче, гладкая, почти бархатистая, а то была как наждачная бумага. Но мои собственные руки интересовали меня сейчас меньше всего. Куда любопытнее были сведения о вокзальных похождениях Николая Кузнецова.
– В какое время вы туда приезжали? В одно и то же или в разное?
– Часов в одиннадцать вечера.
– Всегда?
– Да.
– А день недели тоже был один и тот же?
– День недели? – Валя задумалась. – Нет, дни недели разные были, это точно.
– Почему вы так уверены?
– Ну, там один бар есть, где меня Коля оставлял, однажды мы приехали, а он закрыт. Коля сначала удивился, потому что раньше он всегда в это время работал, а потом прочитал расписание, а там написано, что бар по средам не работает. Значит, раньше мы в другие дни недели приезжали, не в среду, иначе он бы всегда был закрыт. Правильно?
– Правильно, – я по достоинству оценил ее способность к логическим умозаключениям.
Выйдя из салона, мы с Сашей сели в машину.
– Ну что, рванем в супермаркет? – предложил я. – Ниночка заступает в десять вечера и будет работать до утра, магазин круглосуточный. Или тебе спать пора?
– Поехали, – сухо бросил журналист, и я понял, что мои последние слова его обидели. Ну и зря. Я же пошутил.
Шикарным словом «супермаркет» именовался маленький по площади, но до отказа набитый разными вкусностями и полезностями магазинчик, имеющий всего два кассовых аппарата, так что Ниночку мы увидели сразу. Та самая юная блондинка, хорошенькая – прелесть. На мой вкус, Валечка была лучше, но у мастера по маникюру было на этот счет другое мнение.
Разговор с кассиршей много времени не занял, она была последней подружкой погибшего охранника-водителя и смерть его переживала куда сильнее, чем Валечка, все время плакала и прямо на глазах теряла все свое очарование. Справедливости ради замечу, что блондинкой она была натуральной, в этом была ее сила, но и слабость одновременно: настоящие блондинки имеют обыкновение ужасно дурнеть, когда плачут. Лично я предпочитаю брюнеток, на них, в отличие от блондинок, бывает приятно смотреть даже по утрам, когда они заспанные и ненакрашенные. Но это так, к слову.
С Ниночкой Николай встречался пять месяцев, ни с кем ее не знакомил, водил в кино и в рестораны, словом, все происходило в точности так же, как с Валечкой. И на вокзал ездил. В разные дни недели, но строго около двадцати трех часов, отсутствовал минут пятнадцать-двадцать. Ни сумок, ни пакетов, ни объяснений, кроме лаконичного: «одно небольшое дело».
– Нина, как вам показалось, он ездил на вокзал только с вами или он там бывал и один?
– Конечно, он и без меня ездил, – кивнула она, всхлипывая. – Несколько раз было, что он меня провожал домой или сюда, на работу, когда у меня ночная смена, и все на часы посматривал, говорил, что ему еще на вокзал надо успеть.
– Именно «успеть»? – переспросил я. – Это его слова? Или он говорил «съездить»?
– Нет, он говорил «успеть» и на часы смотрел.
* * * * *
|
| |
| |
|
МАНАХОВ net
Добро Пожаловать 
